Алиса Орлова-Вязовская - Дочки-матери

Люся продолжала молчать, опустив голову, и вдруг на тарелку капнула слеза, и за ней вторая.

– Людок? – испуганно подалась вперёд Наталья, – да ты что из-за денег так убиваешься – потеряла, да чёрт с ними!

– Я не потеряла, Таша, я их отдала, – выдавила Люся.

– Цыганке, что ли? – оторопев, выдохнула Наталья.

– Нет… мамке отдала, – Люся закрыла лицо ладонями и тихо заплакала.

Наталья отложила вилку, полезла за сигаретой. Она растерялась так сильно, что никак не могла поверить в то, о чём услышала.

– Откуда она взялась-то? Сто лет прошло, – криво улыбнувшись, пробормотала она.

– Не знаю… Мы с девочками вышли… а Шура говорит, чего здесь толкаться, поехали лучше в «Смену», там для малышни больше. У Шуры-то сестрёнка. Мы с ней и поехали. А потом я уже к трамваю шла и… она меня окликнула. Я её сначала даже не узнала. Думала, тётка какая-то обозналась. Понимаешь, я хотела уйти… а она… она заплакала, мне неудобно стало. А потом жалко. Такая она мятая вся и так смотрела. Говорит, вот ведь какая ты нарядная, и сапожки у тебя дорогие, и сумочка. А я, говорит, хотела кое-чего прикупить к празднику да денежек в обрез – только на хлебушек осталось. Вроде Кефирыч в санаторий уехал и денег им не оставил. Ну я и отдала… Мне очень домой захотелось, понимаешь? Очень, очень! Даже затошнило, а всё равно жалко.

Наталья глубоко затянулась, только чтобы не вырвалась смачное ругательство, от которого герань на подоконнике мигом пожухнет. Вот тварина! Добралась, стало быть. Мало что возникла из небытия давно похороненного, так теперь вздумала деньги клянчить с собственного ребёнка! Которого без всяких церемоний из дому выкинула! Как такое может быть, в голове не укладывается. Это даже придумать невозможно. Хватило же наглости забрать у дочки! Да ведь по-хорошему, она ей должна столько, что за всю жизнь не расплатиться.

– Что ещё рассказывала? – как можно спокойней спросила Наталья, раздавив в пепельнице окурок и тут же прикурив новую сигарету. И впрямь тошно – аж есть расхотелось. Дёрнула же эта безмозглая подружка на «Сокол» ехать! Лучше бы в ГУМ ломанулись, да все деньги на ерунду истратили – и то не так обидно.

– Да ничего, – вздохнула Люся, вытирая глаза. – Ну… что я нарядная и одета богато, а Валерка в обносках ходит. И… и что мне судьба лучше вышла.

– Вот… – но застрявшее слово Наталья проглотила. – Ладно, Люд, всё отдала и отдала. Забыли, не было ничего. Надеюсь, ты адрес техникума не сказала?

– Нет, – покачала головой племянница. – Она не спросила, где я учусь. Ну вот у меня денег-то не осталось – только проездной. Шурка хотела мне взаймы дать, но ты не разрешаешь занимать, всё равно отдавать бы пришлось.

– Ну и молодец. Ни к чему это – по пустякам одалживаться. Всё, этому разговору конец. Времени много, пошли к Ярушиным, потом неудобно будет.

Люся засомневалась: ревела недавно, вдруг заметят. Но оставаться одной было тоскливо, лучше с Ташей пойти. Тем более что в душе чувствовала себя виноватой в случившемся. Вот дура, зачем только Шурку послушала? Купила бы любую игрушку и сейчас сидели бы обе весёлые и чай пили у телевизора. Она сама так старательно избегала воспоминаний о прошлой жизни. Про себя именовала её «старая», а потом началась «новая». И наступила она даже не тогда, когда переступила порог тётиного дома в качестве постоянного жильца, а когда стала явно замечать перемены в себе. Наверное, класса с пятого. Тогда появились первые успехи и признания. Или когда научилась по-взрослому что-то делать для Таши. А следовательно, для семьи. Даже само слово «семья» обрело смысл, именно когда она проявляла заботу. И какие глаза были у тёти при этом. Надо же, она ни разу не назвала Наталью мамой, даже не пыталась. Как с малышового возраста выпалила «Таша», так и осталось. Да и зачем? Разве это может что-то поменять? Если Таша оказалась самой настоящей мамой.

В эту ночь Наталья, конечно, спала плохо. Да ежу понятно было, что не заснёт. Мысленно высказывала Галине всё, что думает и о ней, и о её поступке. Ну, конечно, ругалась, хоть так душу отвела. Думала, к утру пройдёт, но… Так и поселилось в душе неприятное чувство, словно в углу чистой комнаты стоит мусорное ведро. Выносишь его прочь, а оно вновь появляется. В таком напряжении провела больше месяца. Каждый день боялась, что Люся, придя домой, сообщит, как мать поджидала её возле техникума или дома. Но, по счастью, этого не произошло, и постепенно обе предпочли эту тему не поднимать. Словно не было ничего – дурной сон привиделся. Хотя племянница ни под каким видом не соглашалась ездить в сторону «Сокола».