Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

– У вас был монолог в конце, да? На вас был коричневый свитер.

– Ого! – Она широко улыбнулась. – Вы правда помните.

– Я помню вас. Больше ничего не могу сказать о пьесе, но ваша игра – она мне запомнилась.

– Ух ты.

На ее лбу появилась крошечная морщинка, такая одинокая и легкая – наверное, ботокс слегка подвел.

– Так здорово это слышать. Я очень долго работала над тем монологом. С ума всех сводила на репетициях.

– Усилия оправдались, – сказал Лео. Он смотрел ей в глаза. Это было именно то, что ему сегодня нужно. – Мы потом разговаривали, да? В том французском ресторане?

– Да, – со смешком ответила она. – Мы разговаривали.

И тут он вспомнил. Он зажал ее в коридорчике перед туалетом. Ничего на самом деле не было, просто короткий телесный контакт; она тоже была не одна.

– Ну… – она замолчала, рассмеялась, посмотрела на собаку, потом снова на Лео – с улыбкой.

– Ну, – повторил Лео.

– Я не дружу с Викторией, ничего такого.

– Я тоже. Мы развелись.

– Очень жаль, – сказала она без тени сожаления в голосе.

– Не о чем жалеть.

Она снова смотрела на воду. Он ждал.

– Вы сейчас на работу? – спросила она.

– Нет, – ответил Лео. – Мне сегодня ничего на работе не надо.

– Хотите кофе? Позавтракать? Тут рядом есть славное место. Мне только нужно завести домой собаку.

– Не откажусь.

– Отлично. – Она улыбнулась ему, потом посмотрела на собаку. – Идем. Руперт, – позвала она. – Покажем нашему другу, где ты живешь.

Они уже собрались уходить, когда она остановилась и указала на папку Беа, лежавшую на скамейке:

– Это ваше?

Лео посмотрел на коричневую кожаную папку. Он вспомнил, как купил ее, как гордился тем, что выторговал у лондонского продавца половину запрошенной цены. Принеся ее домой, он решил, что она слишком изящная, слишком манхэттенская, так что он отдал ее Беа.

– Явно не мое, – сказал он, с облегчением чувствуя, как отступает тревога, как поднимается его настроение.

Наверное, не надо оставлять папку на скамье. Но тут он увидел Пола Андервуда меньше чем в квартале отсюда, точно по расписанию вышедшего из дома, чтобы оказаться у скамьи в 8.55, как всегда по будням. Лео бросил окурок и загасил его каблуком. Он сделает всем одолжение, убравшись из города, подумал он. Люди постоянно покидают друг друга, не потрудившись из вежливости по-настоящему исчезнуть. Уходят, но остаются, маячат поблизости, вечно напоминают, что могло, или должно было, или могло бы случиться. Он не такой.

– Думаете, можно ее просто так тут оставить? – спросила Кристен.

Лео снова взглянул на папку, потом на Пола, который увидел его и поднял руку в знак приветствия.

– Конечно, – подтвердил Лео. – Если там что-то важное, за ней вернутся. Ну что, Руперт, – сказал он собаке, хлопая в ладоши, – показывай дорогу.

– Давай я поговорю, – сказал Винни, сидевший за кухонным столом Матильды и листавший список контактов в ее телефоне в поисках номера Лео.

– Сразу переключится на голосовую почту, – вздохнула она. – Я же тебе говорила.

Если можно было разозлиться еще сильнее, то Винни разозлился, когда услышал, что Матильда звонила Лео Пламу после того вечера, когда он принес зеркало и они поссорились.

– Я подумала о твоих словах, – сказала она ему. – И решила: может, ты и прав.

Она несколько раз набирала номер Лео, в конце концов призналась она Винни, но тот всегда сразу переключался на голосовую почту, а она не хотела оставлять сообщение.

– Будем звонить всю ночь, если понадобится.

Винни коснулся экрана, включил громкую связь, и, как предсказывала Матильда, раздался компьютерный голос голосовой почты. Винни нажал отбой, потом повторный набор. На этот раз всего после двух гудков трубку подняли. Женщина. Винни и Матильда на мгновение опешили.

– Здравствуйте, – хором сказали они.

– Алло? – сказала женщина.

Винни поднял руку, веля Матильде молчать. Она покачала головой и ткнула в себя пальцем. Она справится. Винни кивнул. Давай , произнес он одними губами.

– Меня зовут Матильда Родригес.

Тишина. Она прочистила горло и наклонилась поближе к телефону, лежавшему на столе, чтобы ее точно услышали.

– И я хотела бы поговорить с Лео Пламом.

– Ну, значит, нас таких двое, – сказала Стефани.

Погода в день рождения Мелоди обычно была довольно мрачной, что неудивительно для последних дней февраля. Нью-Йорку в феврале оставалось еще несколько недель до хоть сколько-нибудь устойчивого солнца, или птичьего пения по утрам, или нежных побегов, пробивающихся сквозь пеструю грязь. Праздники и Новый год уже становились далеким воспоминанием, съежившимся, как застарелые, покрытые копотью сугробы вдоль обочины, которые в конце концов растают под сумрачным мартовским дождем, оставив по себе только кучки сухого собачьего дерьма.