- Борисов, как эту улицу назвать? Офицерской?
- Рублевским шоссе! Название прижилось.
Сагитировал Зосю работать секретарём на таможне. Вообще таможенное поприще в первую неделю меня чуть не доконало. В первый день с шестью добровольно-принудительными помощниками заставляли мебелью кабинеты таможни. Мебель взял на почте, привезли ещё и два сейфа. Во время перекуров надавал казакам много бесплатных советов, как им жить дальше:
- 'Станичники, сажайте клубнику, овощи, все, что найдёте из цветов-фруктов, и готовьте комнаты для приёма отдыхающих'.
На следующий день получил больше тридцати добросовеснейших работников. Они, правда, во все глаза смотрели, как мы с Борисовым рыли траншею, "отсюда и до обеда". Это я решил устроить уличную колонку для нужд прибывающих. Кинули тридцать метров пластиковой трубы, и вуаля. Трубу мы на складе на почте нашли. В обед к нам заглянул Парамонов, осмотрел стройку, и выделил несколько ковров, низких диванчиков и шторы с занавесками. Их повесили с участием Зоси.
К вечеру приехал архитектор Изварин Пётр Леопольдович, разметил фундаменты под строительство караван-сарая и построек пограничной стражи, потом занялся проектированием яхт-клуба.
А вечером рыли ещё траншею от кухни до колодца у Шатрова.
- У вас это просто замечательно получается, господа, - нахваливал, подкалывая, атаман.
На третье утро, я встал с внутренним мандражём. Попил только кофе, Эльза положила нам в машину бутерброды. Стал открывать ворота, подошёл какой-то рыжеватый, кучерявый, загорелый парень в студенческой тужурке.
- Утго добгое. Вы, господин Богн?
- Салют, пан студент. Я. А что?
- Я Фима Файбишович, студент Лазагевского института восточных языков, габоту пегеводчика ищу.
- И?
- Агабский, пегсидский, тугецко-татагский, - отозвался Фима. Его картавость мне приглянулась.
- Ладно, студиоз, залезай в машину, разберёмся.
- Пгемного благодаген.
- Слышь, студент, есть хочешь? - поинтересовался Борисов, студент сглотнул.
- Есть немножко.
- На, жуй бутерброды.
- Пгемного благодаген.
Борисов посмотрел, как уплетает бутерброды Фима, и выдал: Слышь, Борн, дай студенту десятку.
- Пгемного благодаген. Зося всю дорогу хихикала.
'Мамма мия!' Это мы подъехали к таможне. С полтысячи людей, тысячи верблюдов, лошадей, ослов и мулов, столпились перед зданием. Крик, рёв, злые, восточных людей, лица. На этом фоне совершенно утерялись пять конных калмыков.
- Бачка, орда. Мал мала скотина, - младший урядник Ока Городовиков был растерянным, но злым на определения; у меня в голове все инструкции смешались.
- Фима давай толмачь! - гудение распоряжения от Борисова.
У Фимы и картавость пропала, когда он стал "разруливать" проблему:
- Роман-паша, приказал, Роман-паша, сказал, то, сё.
Толпу смирили, разделили и чуть по ранжиру не построили. Фима выяснил, что купцы были арабами, персами и турками. Этих было, где-то ¾. Остальные были курдами. При этом часть из них, увидев меня, упали ниц.
- Это что они так, Борн? Это чё, ты - ...царь? - Борисов, чуть не заикался от изумления.
- Царь, царь, Иоанн Васильевич, мы.
- Они говорят, что вы на их князя Рустама очень похожи. И у них 1851-й год, это если по-нашему, - Фима и тут оказался на высоте. - А у остальных - 1900-й, ровно.
- Так, Ефим ...Ромуальдович, берём тебя переводчиком. А это кто приехал?
С северов прибыли чиновники с Ростовской таможни, молодые ребята, которых отправили в моё подчинение. И в щеголеватой пролётке подкатил мой заместитель. Вот, я потом с Николаичем оборжался. Звали этого худого высокого господина - Воробьянинов Ипполит Матвеевич! Да и остальные приехавшие - Бендер Остап Сулейманович, Крамаров Савелий Викторович, Полесов Виктор Михайлович, молодые Андрей Брунс, Эрнест Щукин, Никифор Ляпис-Трубецкой и Гайдай Леонид Иович.
Каково, а?
За ними приехал жандармский ротмистр Пуговкин Михаил Иванович и есаул Никулин Юрий Владимирович, командир погранстражи.
Стервец Борисов тут же притаранил книгу "12 стульев", и "забыл" её на неделю в кабинете Фимы.
Три дня я метался как оглашённый, разбираясь с восточными купцами. А после предприимчивые одесситы, после карантина, переправили всех купцов в Одессу.
- Фима, твоих рук дело?
- Что вы, Гоман Михайлович.
- А костюм-троечка, с неба упали? Пиши объяснительную.
Зося в кассу положила триста рублей. От Фимы, рукоделистого.
На четвёртый день зашёл в кабинет Борисова.
- А ты, что не работаешь? - спросил. Борисов, не отрываясь от игры в нарды с Зосей, положил передо мной файлик с приказом об его назначении. Прочитал, по диагонали. - А где дата выхода на работу?
Читать дальше