Александру Ивасюк - Половодье

Григоре Дунка не стал дожидаться конца этого торга — его не волновали часы с кукушкой. Он прошел мимо группы итальянских офицеров в довольно чистых мундирах; офицеры, возвращавшиеся из плена, не без интереса окружили католического священника, маленького и коренастого, который изрекал итальянские фразы, запомнившиеся ему с давних времен, когда он посетил однажды вечный город — обиталище святого папы.

— Кьеза Сан Пьетро, базилика, — выкрикивал священник, вдохновленный своей осведомленностью и стародавними воспоминаниями, — мольто белла [8] Церковь Сан-Пьетро, собор. Очень красивая (итал.) . .

— Си, си, падре, — кричали голодные офицеры. — Беллиссима. Ио соно романо, ди Рома. Читта ди Ватикано [9] Да, да, отец, прекрасная. Я римлянин, из Рима, Из Ватикана (итал.) . .

— А, Ватикано, Ватикано, ага, сьонорю, надьон сеп [10] А, Ватикан, Ватикан, синьор, очень красивый, великолепный ( итал. и венг. ). . Папа.

— Суа Сантита [11] Ваше святейшество (итал.) . , — кричал хор офицеров, надеясь, быть может, получить приглашение на обед в честь вечного города и католической солидарности.

Но в городке было три-четыре тысячи бывших пленных, возвращавшихся домой, и святой отец, даже и не будь он скупцом, не смог бы всех пригласить и накормить. Он лишь радовался своим воспоминаниям и возможности поговорить по-итальянски. Потом он тепло пожал офицерам руки и повернулся, чтобы уйти. Тут один из итальянцев, смуглый, с усами, как у Амедео Надзари [12] Итальянский киноактер. , остановил его, схватив за рясу, и предложил ему маленький молитвенник — «Иль либро ди сольдато» [13] «Солдатская книжка» (итал.) . с молитвами за Иль Ре Императоре [14] За императора (итал.) . . Решил продать ее по дешевке, объяснил он; но священник, просияв радостной улыбкой, отказался, и тогда из кармана шинели появилась трикотажная вискозная рубашка.

— Пуро [15] Здесь — пусто (итал.) . , — кричал офицер и, не надеясь на священниково знание итальянского, ударил себя ладонью по животу — мол, голодный. И тихим голосом добавил: — Манджаре [16] Есть (итал.) . .

Священник пощупал своими белыми пальцами вискозную рубашку. Григоре Дунка, тринадцатилетний философ, повидавший уже немало, несмотря на свой возраст, не стал ожидать конца и этой сделки и задумчиво побрел дальше.

Он бесцельно бродил по базару, рассеянно глядя на продающиеся вещи, иные из них не стоили ни гроша, иные казались ценными; они стекались сюда из стольких стран! Многие наверняка были украдены здесь же, в этом городе, в заброшенных домах, где хозяева были высланы, убиты или просто бежали от войны. Иногда это были и собственные вещи — их продавали обычно голодные старики, которых в городе было много. Но каково бы ни было качество этих предметов, они выглядели грязными и запятнанными на этом грязном рынке, и цену за них давали ничтожную.

Базар был не только местом обмена. И если в одном углу католический священник предавался воспоминаниям о своем путешествии в Рим и говорил по-итальянски, то в другом — раздавалась французская речь.

Добровольцы с Восточного фронта, возвращавшиеся теперь на родину, что-то обсуждали с миниатюрной женщиной, которую Григоре Дунка узнал, — она была женой учителя естествознания в лицее. Худой как скелет, одетый в рваную телогрейку француз, в немецких ботинках на деревянной подошве, объяснял ей, почему он оказался в этом трансильванском городе.

— Tout de même, vous étiez au côté des allemands! [17] Вы все равно были с немцами! (франц.)

— Il ne s’agissait pas des allemands, mais d’une idée… [18] Дело было не в немцах, а в идее… (франц.)

Григоре поздоровался с женой учителя, с которой был хорошо знаком и даже состоял в родстве, и решил послушать дальше; его привлекла не столько суть этой беседы, сколько музыка французской речи. Жена учителя повернулась к нему, призывая его в свидетели разговора, который она вела с присущей ей живостью, жестикулируя своими маленькими ручками:

— Дорогой Григоре, я пытаюсь понять, как эти люди сюда попали. Все же французы… Увы, сколько людей сложили головы в этой войне!

Григоре вместо ответа философски пожал плечами. Воспользовавшись паузой, француз прервал рассказ о своих убеждениях, принесших ему несчастье, вытащил из кармана ватника горсть тыквенных семечек и принялся их грызть. Женщина смотрела на него с некоторым удивлением. Француз протянул к ней руку, предлагая угощение, но она отказалась.