Коллектив авторов - Сказания Всадников

Только соединять. Я смотрю на уютно мигающие лампочки чужих разговоров. Я могла бы соединить с ними третьего. Я так уже делала… в другой жизни, или просто… в жизни. Только вот… кого? Поймав за хвост безумную мысль, начинаю по очереди втыкать свои наушники в свободные разъёмы рядом с огоньками чужих разговоров:

«…ты уроки сделал?»

«Внуки разъехались, Машенька теперь в Москве…»

«Да чё с ней будет-то, Колян? Бросай!»

Я втыкаю и выдёргиваю разъём с такой скоростью, как никогда прежде. Столько судеб, столько разговоров. Жизнь, которая потоком течёт мимо меня. Но я не сдаюсь. И наконец…

— Следователь не следователь, а я, сам понимаешь, за каждым щипачом не набегаюсь, подавай заявление… — отчитывает кого-то спокойный густой бас.

Судорожно запоминаю номер. Зелёный исходящий, красный — входящий. Мне нужен второй. Хорошо, что на цифры у меня неплохая память.

Осталось только дождаться.

В одиннадцать утра он снова звонит. Жёлтым семафорит лампочка моего соединения. Этот номер я уже хорошо помню. Прости, милая, но тебе нужно ещё немного потерпеть. Она берёт трубку и тихо просит его прекратить. Он её сломал… Он торжествует, вновь напоминая жертве о том времени, когда будет ждать её у выхода с работы.

Ещё не зная, сработает ли, я втыкаю третий проводок туда, где вчера неизвестный разговаривал со следовтелем. Этот слот не относится к его номеру. Здесь происходило и ещё произойдёт множество других разговоров, но я мысленно прошу: «Отче наш!..»

И внезапно слышу в наушниках знакомый бас: «Да, слушаю!». Моментально перекидываю другой конец проводка в свободный слот «моего» разговора. Надеясь лишь на то, что этот следователь не спугнёт вопросами маньяка или не повесит трубку. Но нам с женщиной несказанно везёт. Потому что она плачет, а мучитель вновь напоминает ей про кота. Третий в этом разговоре, не зная, что на самом деле он четвёртый, молча слушает.

И когда на проводе остаётся лишь обессиленная рыдающая жертва, неожиданно мягко спрашивает: «Девушка, вы сейчас где? Я из полиции и могу помочь».

Мне кажется, она что-то ему отвечает, но для меня этот разговор окончен. Я сыграла свою роль. Можно вновь выпить немного остывшего кофе.

Дверь коммутаторной хлопает и на пороге, стряхивая с зонта дождевые капли, появляется тётушка лет пятидесяти в тёмной длинной куртке-плащовке, с кокетливо-розовой косынкой на волосах:

— Ну что, заждалась? Мне говорят — подменить надо. Коллега давно в отпуске не была. Оой, что за старьё тут у вас! — она по-хозяйски отставляет зонтик-трость в угол.

— Работает, — ошарашенно улыбаюсь я.

— Вижу, что работает… ну, иди-иди. Разберусь. Я ещё в семидесятых связь в посёлке налаживала. А ты уже насиделась. Там, говорят, ребёнок какой-то… то ли твой, то ли родственников… иди, в общем! Только это, будешь проходить мимо кадров, скажи, чтобы чаю мне принесли. Я кофе не пью. Желудок у меня.

Пытаюсь понять, шутка это или реальность. С опаской приоткрываю дверь. Пыльный коридор и никакой мути. Крадусь вдоль стены. Охранник на выходе приветливо кивает мне головой. Будто в странном сне вспоминаю, что кое-что забыла. Оборачиваюсь:

— Там… женщина… новенькая. Чай просила…

— А! Хорошо. Ты иди, я передам! Только дождь ведь на улице. На-ка, вот. — он протягивает мне старый чёрный зонтик.

Манхэттен пахнет свежестью и выпечкой из ближайшей булочной. Распахиваю зонт, отгораживая себя от стены дождя. Засовываю свободную руку в карман плаща. Нащупываю твёрдый плоский квадратик.

«Эмбер, я жду ребёнка от Стью. Пожалуйста, отпусти его. Саманта».

Сердце ёкает. Неужели мне вернули мой шестьдесят первый?!

Что ж. Теперь я всё сделаю правильно. Я не стану утаивать от Стью эту записку. Не уговорю его рвануть в далёкий Деловер. Я снова соединю жизни. Целых три.

Адриан был необычным драконом. Пожалуй, даже бракованным.

Когда часы на городской ратуше пробили полночь, он снова упал с колокольни Святого Марка в паутину скудно освещённых сырых улиц города. Пару секунд своего падения он чувствовал, как распахиваются рудименатарные крылья, а потяжелевшее тело с колючими наростами рвёт невидимую паутину. Только здесь, да, пожалуй, над ратушей небо Гроххе оставалось чистым.

Ткачи приговорили город седьмицу назад. Адриан точно не знал, за что. Но старая Амелинда, жившая в ветхом домишке по соседству с гильдией плотников, зло плевала в сторону квартала алхимиков, пророча городу гибель от их богопротивных фокусов. Да и горожане шептались, мол, грамотеи что-то наизобретали такое, что Ткачи уже не раз выпускали в небо стаи красногрудых воронов. Которые, как известно, сами по себе предпочитают уединение. И только те, что становятся глазами и ушами высшего суда, окрашивают небосклон в чёрно-красный.