Евгений Рякин - Путь

— Берета отправлю на отдых — давно просил.

Опять обман, снова неправда в его речах.

— Что с Саном? Он же ведь ни при чём.

— Кто? Доктор? Лепила-хуйлармон?

Вспыхнула злость, Лулу отшатнулась.

— Сморкач гнилой, собачий депутат!

Всплеск безумной ярости, взрыв.

Луиза понимала: не уговорить.

Аттал Иваныч пошёл вразнос.

Берет однозначно обречён.

Валеру уже не спасти, нет.

А за Сашку она побьётся.

Доктор излечил Аттала.

Отбился от Вуйчиков.

Поднял со дна Ганзу.

Переборол себя.

Да и Бо с ним!

— Эх, была не была! — подумала Луиза, расслабилась, улыбнулась, участливо покивала, сделав вид, что да, она с ним согласна, и, накрыв его руку своей, ласково погладила, шепнув:

— Давай лучше пока обо всём забудем, дорогой. Утро вечера мудренее. У нас и так выдался слишком тревожный день, чтобы усугублять. Нужно поскорее выходить из депрессии, иначе засосёт, ты же знаешь? Может, пока не будем раздувать, дорогой, а лучше пожаримся, как следует, а?! Как мы с тобой любим — с огоньком! Уйдём от всего хотя бы ненадолго. На пару часов!

Не дожидаясь его ответа, Лулу привстала, взяв два глубоких бокала для вина, и, мягко покачивая бёдрами, направилась к камину. Подняла с полки бутылку двадцатилетнего коньяка, с усилием открыла, налила граммов по сто с горкой, но не вернулась обратно, а неторопливо присела у камина. Ухватив щипцы, зацепила ими несколько брикетов и бросила в очаг, отчего они ярко вспыхнули сине-зелёным цветом и судорожно стали сужаться до тех пор, пока, наконец, не загорелись неторопливым жёлто-красным пламенем с фиолетовой окантовкой. Тогда Лулу поднялась с колен, повернула ручку выключателя, и свет в кабинете погас. Теперь комнату освещал лишь разноцветный каминный огонь да блеск бриллиантов на шее и страз на платье. Её тёмная кожа моментально слилась с полумраком, словно растворившись в нём. Лишь через несколько мгновений, понемногу, по чуть-чуть, её образ стал проступать сквозь сумрак.

Женщина замерла подле камина, спокойно и чуть устало всматриваясь в Аттала, пока не поймала его взгляд. Затем медленно вытащила из волос алмазную заколку, позволив волосам свободно рассыпаться по плечам, и неожиданно лёгким движением расстегнула пояс с бриллиантовым цветком, небрежно бросив его на мягкий ковёр под ногами. Чуть повернувшись к огню, чтобы её было лучше видно, Лулу принялась что-то расстёгивать на талии, спереди, сзади и по бокам, пуговица за пуговицей, до тех пор, пока нижняя часть вечернего платья, прошуршав, не упала к ногам. Девушка легко перешагнула её, продемонстрировав взору заинтересованного Аттала, коротенькую прозрачную вуаль, едва прикрывающую тоненькие трусики и пояс, к которому крепились ажурные чулки в тонкую сеточку.

Мягко повернувшись к хозяину дома спиной, она покачалась, по очереди перенося вес тела с одной ноги на другую, отчего её округлые ягодицы заиграли, притягивая пристальное внимание хозяина дома. Тем временем женщина плавно расстегнула молнию сбоку и лёгким движением скинула с себя верхнюю часть платья, оставшись в тонком бюстгальтере. Полуобернувшись, Лулу томно поглядела на Аттала и, развернувшись всем телом, открыла его взору нежные перси в quarter cup bra — открытом лифе, контурно поддерживающем грудь снизу, оставляя её при этом открытой три четверти и заставляя соски торчать вверх. Не давая Атталу опомниться, Лулу встала в профиль, пластично изогнулась, выгнув попу, и медленным движением стянула с себя трусики, оставшись таким образом в бюстгальтере, прозрачной, ничего не скрывающей нижней юбке, поясе, чулках, туфлях на тонком каблучке и бриллиантовых украшениях, сверкающих в пламени камина. Её тёмная матовая, немного лоснящаяся кожа переливалась на свету, а красные части тела ясно проступали из темноты.

Лулу взяла в руку трусики, скомкала, засунула их в один из бокалов, приподняла второй, всё так же плавно покачивая бёдрами, продефилировала перед лицом хозяина дома, села на подлокотник соседнего кресла, отставив одну ногу так, чтобы он мог всё в деталях разглядеть, и подала ему фужер с подарком внутри. Аттал принял его, несколько раз шевельнул ноздрями, вдыхая ароматы, взглянул ей пристально в глаза, залпом выпил всё до капли и, поставив на стол пустой бокал, произнёс:

— Я всё равно его не прощу, даже и не проси!

Луиза, как ужаленная, вскочила с подлокотника, яростно на него поглядела и так же неистово плюхнулась обратно в кресло, скрестив руки и ноги. Она выставила вперёд свои полные африканские губы и, помешкав, сняла с шеи жемчужное колье с бриллиантовыми вставками, с рук — по браслету, стянула кольцо с огромным камнем и демонстративно бросила на стол, мягко скользнув тёплой кожей полных грудей по холодной коже кресла, и утекла обратно.