Любош Юрик - И придут наши дети

Мотор заработал сразу же, как только он включил зажигание, но Файо дал ему поработать на холостых оборотах, чтобы он прогрелся. Потом он закурил свою первую сигарету и включил радио, он чувствовал себя в полной форме, и настроение у него было отличное. Он взглянул на часы — было без двадцати шесть — и медленно тронулся с места.

Никто, пожалуй, так не знал скрытой жизни редакции, как он. Редакторы, во время долгих путешествий, оставшись один на один со своим шофером, пускались в пространные разговоры, обсуждали с ним газету, политику, своих коллег, говорили о себе и о своих интимных проблемах, а иногда даже доверяли свои сокровенные тайны. Он был свидетелем тайных признаний, неожиданных романов и маленьких афер. Он много знал, и о каждом из редакторов ему было что рассказать. Но он предпочитал помалкивать и только слушал.

Первая остановка была перед одноэтажным домиком в Горском парке, где снимала комнату Катя Гдовинова. Он посигналил и, пока ждал, записал в тетрадь километраж по спидометру. После возвращения он подсчитает пройденный путь и хоть сотню километров припишет, чтобы подработать, он уже давно так делает, впрочем, как и большинство водителей, которых он знает. Кроме того, он приписывает себе и неурочные часы и продает талоны на бензин у бензоколонок; если он возвращается из командировки в восемь, то в путевом листе пишет, что в двенадцать, и мало кто из редакторов обратит внимание на то, что подписывает, а если и догадается о проделках Филипа, все равно ничего не скажет. Это дань за его молчание. И только ответственный секретарь вечно злится и доносит шефу.

Но Файо свое дело знает, он знает жизнь и умеет вертеться. Он знаком с мафией на бензоколонках, которая спекулирует талонами, знает автомехаников, которым надо дать на лапу, и машина будет в полном порядке, знает, как поладить с начальником гаража. Без этих махинаций он не заработал бы даже на минеральную воду.

Вот и с Катей Гдовиновой они друзья, она всегда прощает Файо его маленькие хитрости, а кроме того, она ему обязана, он оказал ей несколько небольших услуг.

Катя уже вышла из калитки и быстрыми мелкими шажками приближается к машине. Файо с удовольствием наблюдает за ней сквозь мокрое стекло. На ее лице еще сохранились следы вчерашней усталости и сна, но вопреки всему она прелестна и уверена в себе.

— Привет, Файо, — поздоровалась она слегка охрипшим голосом, и ему кажется, что есть что-то интимное в этом обращении, что оно таит в себе скрытые обещания.

Он распахнул дверцу рядом с собой, ему хотелось, чтобы она села на переднее сиденье, чтобы он мог сбоку видеть ее профиль и длинные ноги в узких брюках. Однако Катя покачала головой и села сзади.

Рано утром город еще пуст, час пик начнется чуть позже. Пока им попадались только грузовики, развозящие молоко и свежий хлеб, оранжевые мусоросборщики и полупустые автобусы. Скоро город проснется, артерии улиц заполнятся машинами и людьми, он весь напряжется в транспортных судорогах, он почти задохнется. Файо в душе последними словами ругал братиславское уличное движение и торопился проскочить, чтобы не попасть в пробку, иначе они застрянут и опоздают.

Даниэль Ивашка уже стоял на углу улицы, переступая с ноги на ногу. Увидев машину, он махнул рукой и побежал ей навстречу.

— Доброе утро, — пробормотал он, усаживаясь на переднее сиденье. — Опаздываем.

Файо ничего не сказал, да и Катя не ответила на приветствие, шофер уже знал по опыту, что в такую рань никому не хочется разговаривать. Журналисты привыкли вставать поздно, в редакцию приходят только к девяти, а иные из них и к десяти, так что в шесть утра они еще полусонные, мысли у них ленивые и неповоротливые, они разговорятся только после первой чашки кофе.

Файо Трновский знал и то, что Дано Ивашка влюблен в Катю, но старательно это скрывает, он знал, что в командировках Дано заказывает только одноместные номера и что он не любит спать один. Файо знает, как меняется этот редакционный сухарь, как он переобувается в домашние шлепанцы и попивает крепкое пиво. Файо каждый раз поражает этот другой Даниэль Ивашка, который словно выныривает из каких-то неизвестных глубин. Кто знает, зачем он это делает, думает Файо, зачем носит свои элегантные костюмы и напяливает маску эдакого светского человека. Ему приходит в голову, что этот щеголь просто ищет приключений, которых ему недостает в слишком спокойном браке. Может быть, это и есть его настоящее лицо, а все остальное — редакция, семья, поэзия — все это лишь притворство. Файо еще немного думает об этом, а потом начисто забывает о Дано.