Любош Юрик - И придут наши дети

Он думал о своем комбинате, вспомнил вчерашнее совещание, все решения, принятые на нем, и сегодняшний контрольный обход. Вот и сейчас, глядя в черную пустоту вечера, он весь затрясся от злости. Ведь ни одно из его распоряжений так и не было выполнено, все осталось как есть и на все у этих мерзавцев нашлось объяснение. А потом начался этот ливень, оставивший у него впечатление, что наступил конец света.

Он медленно направился к дому, засунув руки глубоко в карманы плаща и глядя себе под ноги, хотя не видел даже своих ступней. Если бы его послушались, все бы теперь было иначе, размышлял он, словно позабыв о нестерпимой боли.

— А впрочем, какого черта! — бормотал он про себя. — Ничего бы не изменилось! Ведь и вчерашние меры — это те же заплаты! Уже давно надо было заменить напорный бак, уже давно надо было прочистить фильтры… Давно надо было снизить уровень производства, ведь прав был Хабер, предупреждая меня об этом… Этот Хабер… хорошо еще, что у него брат в эмиграции, иначе давно бы уселся в мое кресло! Но все равно, надо было его послушаться, надо было… Но что я мог? — Он выругался, наткнувшись на скачущего пса. — Ничего не мог. Ведь сняв напорный бак и начав прочистку фильтров, мы должны были бы остановить все цеха. А что делать с планом?! Нет, этого мы никак не могли допустить. План бы не выполнили, премии бы лишились, и пошли бы по всему заводу разговоры, мол, как же так, работаем, вкалываем, а заработков никаких, что же ты, дорогой, так о нас заботишься?! В генеральной дирекции дали бы втык, после вызвали бы в райком… Вот и объясняй там, какие у тебя сложности с поставщиками, что устарела технология и что ты не можешь постоянно подгонять людей, убеждать их, принуждать… Ах, да что говорить!

Матлоха подумал о людях, которые, как и он, сидят в ответственных креслах. Он понимает их. Не зря эти кресла такие мягкие — они подавляют. Угнетают… Ведь и другие директора гонятся за планом, ведь им тоже не хватает людей, станков, капиталовложений… Может, они точно так же не спят из-за какой-нибудь незаконченной стройки на их заводе, за которую кто-то несет ответственность, может, и они ждут каких-нибудь запчастей, которых хронически не хватает, ждут, когда кто-то придет и смонтирует оборудование… Им тоже не сладко.

Матлоха взглянул туда, где в черной дыре угадывались горы, где когда-то он чуть было не лишился ноги. Он грустно усмехнулся и направился к дому. Он страшно устал.

Он еще раз взглянул на горизонт, ничего не увидел и только почувствовал тяжелые капли дождя на своем лице. Да, подумал он, этот дождь так быстро не перестанет… Есть вещи, которые человек изменить не в силах и на которые он повлиять не может…

Редакционный шофер Филип Трновский (или Файо, как его называли все в редакции и в гараже Пресс-центра) уже точно знал, сколько и чего потребуется для командировки, сколько вещей поместится в его зеленом чемоданчике, сколько потребуется времени, чтобы заехать за всеми редакторами, которых он повезет в своей синей служебной «Волге». Если в шесть утра они выедут из Братиславы, то где-то около десяти уже будут в Банской Каменице и еще смогут остановиться где-нибудь в мотеле позавтракать и выпить кофе. В десять часов в национальном комитете начинается контрольный день.

Будильник прозвонил ровно в пять. Спящая рядом жена на мгновение открыла глаза — и, перевернувшись на другой бок, тут же снова заснула. Он не мешал ей, сам приготовил завтрак, сам уложил вещи в дорогу: чистую пижаму, зубную щетку и бритвенные принадлежности, рубашку, брюки и домашние тапочки. Сверху положил легкий плащ, больше ему ничего не нужно.

Филип Трновский очень следил за тем, чтобы в командировках он был одет самым тщательным образом, так он увереннее чувствовал себя среди журналистов. Вот и на этот раз он очень старательно умылся, выбрился электробритвой, надел синюю рубашку, темный шерстяной костюм, элегантный, со вкусом сшитый, и к нему темно-синий галстук. Аккуратно уложил перед зеркалом волосы, в таком виде он мог выехать на прием, не то что в командировку.

Небо на востоке стало светлеть, сквозь тучи пробивались бледные солнечные лучи. «Волга» стояла перед домом, ответственный секретарь разрешал перед командировкой ставить машину возле дома, в другие дни она ночевала в большом гараже Пресс-центра. Машина блестела от дождя, чистенькая, вымытая, надраенная: Файо Трновский ездил в командировки не только элегантно одетым, но и в безупречно подготовленном автомобиле.