Любош Юрик - И придут наши дети

Одним из условий назначения на место собственного корреспондента за рубежом, помимо утомительных политических, профессиональных и личных проверок, было условие отъезда с женой. Так что, если Валенту хочется полететь в Нью-Йорк, ему надо сейчас же после развода на ком-то жениться, иначе все его усилия пойдут прахом и в США пошлют кого-нибудь другого. Желающих всегда более чем достаточно.

Мариан Валент понимал всю сложность своего положения. И пока его коллеги сосредоточенно обсуждали редакционные вопросы, он думал о том, где ему найти женщину, у которой он может попросить руку и сердце и с которой начнет новую жизнь в качестве корреспондента в США.

Он не мог себе представить, что ему снова придется проводить тихие, спокойные вечера в парке на лавочке, вести задушевные разговоры, стоять в ожидании на углу улицы и совершать долгие прогулки вдоль Дуная или на Железной студенке. Все это казалось ему смешным и ненужным.

(— Знаешь, Даша, ты — отличная девушка, с тобой обо всем можно поговорить. Я хотел бы очень многое тебе рассказать.

— Рассказывай, Мими. Я люблю тебя слушать. Положи мне голову на плечо.

Плечо уже задеревенело, а он все еще говорит:

— Знаешь, Даша, я чувствую, что с тобой я многого смог бы добиться. Мне хотелось бы кое-чего добиться, хотелось бы, чтобы люди обо мне говорили…

— Ты не такой, как другие, Мими. Конечно же, ты добьешься. Ты необыкновенный!)

Ты необыкновенный.

Он устало провел рукой по широкому грубоватому лицу и по редким своим волосам, подушечками пальцев прошелся по залысинам выше лба и на темени. Он ощутимо, почти физически, чувствовал, как стареет.

Оскар Освальд нервничал. Заседание даже еще не началось, а он уже нетерпеливо ждал, когда же оно закончится и он сможет уйти. Двадцать шестой номер «Форума» все еще не был укомплектован, а сегодня его нужно было сдавать в типографию. Не хватало одной фотографии, да еще целая полоса была отведена под репортаж о нефтехимическом комбинате.

В последнее время отношения между редакцией и типографией были и так довольно натянутыми. Однако, насколько ответственный секретарь помнил, они всегда были такими, но эта натянутость проистекала не из-за личных симпатий или антипатий. В огромной типографии Пресс-центра печатались все ежедневные газеты, журналы и заводские многотиражки. Был разработан четкий график, и типография обязана была его придерживаться. Но при таком объеме работы, когда выпускались десятки газет и журналов, это было делом довольно трудным. Часто в последнюю минуту прибегали сотрудники редакции, меняли уже готовые страницы и тем самым тормозили процесс производства. Изо дня в день, каждую неделю возникали большие и малые конфликты, вносящие в работу ритм постоянной лихорадки.

Оскар Освальд жил в этом напряжении вот уже несколько лет: с одной стороны, все время подгоняла типография, с другой — давила редакция. Ответственный секретарь пытался как-то согласовать интересы редакции с требованиями типографии, и ему удавалось это ценой невероятных усилий. Редакторы, словно нарочно, в самый последний день вносили в рукописи исправления и непременно хотели что-то изменить или улучшить именно в тот момент, когда уже начинали медленно раскручиваться колеса печатной машины.

Понедельник и вторник были критическими днями — в это время укомплектовывался номер, завершалось графическое оформление и подбирались самые свежие актуальные новости. В эти дни двери в секретариате не закрывались: приходили и уходили с рукописями редакторы, художник оформлял последние статьи, и Оскар Освальд следил за всем этим хаосом, словно господь во время потопа. Вот тогда он понимал и ощущал всю свою значимость. В то же время Освальд с горечью сознавал, что всего лишь присматривает за чужой славой, в то время как сам остается за кулисами. Он думал, что, в сущности, он ничем не хуже любого редактора «Форума», однако как журналист никак пока себя не проявил и все ждал своего часа. Он умел ждать, когда речь шла о будущем, он привык к этому с детства.

Он сердился на родителей за то, что дали ему такое несуразное имя. Уж если у человека фамилия Освальд, разве можно называть его Оскаром?! Вы только послушайте, как это звучит: Оскар Освальд! Он подозревал, что отец выбрал ему это имя либо в минуту гнева, либо из озорства. А может быть, это было протестом против однообразия жизни, повседневной скуки, безрадостной судьбы? Отец был человеком солидным, на работу ходил в черных нарукавниках, на брюках носил подтяжки и сам с собой играл в домино.