Любош Юрик - И придут наши дети

— Естественно, — ответил журналист.

Директор снова остановился, словно обдумывая, было ли злорадство в словах журналиста или нет.

— Уж если быть откровенным, мне бы больше всего хотелось, чтобы вы не печатали тот репортаж. Скажите мне, чего вы добились этим? Только того, что доставили нам неприятности.

— Однако я оказался прав.

— Иная правда гроша ломаного не стоит. В чем только ни бывает человек прав!.. А все равно ему это не помогает. Но сейчас речь не об этом.

Пока Прокоп собирался ответить, открылась дверь, и вошла секретарша с кофе. Журналист размешал в чашечке сахар и лишь потом ответил.

— Товарищ директор, так нельзя смотреть на проблемы. Иначе мы ни о чем не могли бы писать.

Директор, остановившись посреди кабинета, постоял в нерешительности, явно смешавшись от такого замечания.

— Я не решаю вопросов, о чем вы можете писать.

— В том-то и дело, а ведете себя так, как будто решаете.

После этих слов директор задумался, словно решая, закричать ли ему или ответить молчанием. Он сел за стол, почесывая подбородок.

— Это дело журналистской этики, — сказал Прокоп, у которого один только взгляд на горячий кофе ускорил кровообращение и растормошил сонные мысли. — Если мы перестанем писать о проблемах, они все равно будут существовать. Что же, писать полуправду? Распускать розовые слюни? Разве мало их было? Вы говорите, что моя статья никому ничем не помогла. Не буду с вами спорить. Но авария произошла бы и без нее.

— Вы упрощаете, — директор хмурился. — Не видите взаимосвязи. Вы думаете, что важнее всего это масло, вытекшее в реку. Я знаю, знаю, это неприятно, не думайте, что мне это доставляет радость. Но если газета пишет об этом в таких тонах, как написали вы… Знаете, к каким это может привести результатам? А если меня снимут с работы? Общественная критика… ну, люди будут качать головами — этого уже и в газете критиковали, а он все там сидит! Ведь это будет на вашей совести, если меня снимут отсюда…

— Так мы, действительно, ни о чем не договоримся! Я вовсе не хочу, чтобы кого-нибудь снимали с работы. Газета не раздает должностей и не снимает с них. Для этого есть министерства, государственные и партийные органы. Газета… должна указывать на ошибки. Я не хочу читать вам здесь лекции, но вы меня к этому вынуждаете!

— А вы меня вынуждаете сказать вам, что ничего не понимаете, — в голосе директора уже слышался едва сдерживаемый гнев. — Я уже сказал вам, что вы не видите взаимосвязи. Лопнул трубопровод, ладно, переполнились гудроновые ямы, в которых были отходы, да, все это правда. К сожалению, случилось несчастье — масло вытекло в Грон… Действительно, мне это очень неприятно, можете поверить, мы теперь сделаем все, чтобы это не повторилось. Ладно, вы были правы… Но скажите, какого черта, почему это, собственно, произошло?

Прокоп хотел что-то сказать, но директор опередил его.

— Вас не волнует, что комбинат дает работу сотням людей, рабочим, техникам, служащим, что они выполняют план. Выполним план — будут и премии, это вытекает из существующей у нас системы оплаты труда. Согласно установленному порядку премия зависит от выполнения плана. Да? Не я это выдумал, извините, но я должен этого придерживаться. Да и план не мы устанавливаем, но выполнять его мы обязаны, не взирая на то, устраивают нас гудроновые ямы или не устраивают, выполняют поставщики свои обязательства или нет… Все это вас не волнует, а вот покритиковать — это да, на это вас хватает!

— Меня это действительно не волнует, — резко ответил Прокоп. — Я не могу начинать каждую статью с истории Древнего Рима или прослеживать взаимосвязи… Я — не следователь. Я написал о том, что видел. И, кроме того, я не критиковал вас за то, в чем вы не виноваты. Вы ведь знали, где слабые места, где может подвести оборудование, разве нет? Только не говорите мне, что и в этом виноваты поставщики или плановые обязательства. План! Да так можно оправдать все что угодно!

Матлоха слегка приподнялся в кресле, однако журналист поднял руку, давая понять, что он еще не закончил, и одновременно желая этим жестом усадить хозяина обратно за стол.

— Дайте договорить… Вы первый с этого начали. Снимать с работы или не снимать, раз критикует газета… Это недоразумение! Критика — это вам не сенат или парламент, критика — это дискуссия о проблемах, но мы этого до сих пор еще не поняли. Почему реакция на критику всегда такая злобная? Потому что эти люди даже не пытаются разобраться в существе критики, они стремятся доказать, что газета не права, что она ошибается, что критикуют их незаслуженно. Инстинкт самозащиты! Я знаю, раньше такое бывало: тебя критиковали, ну и иди! Газета тебя списала! Отсюда этот страх… Но я не хочу никого списывать, я хочу поспорить о делах, а ведь в дискуссии можно и покритиковать, разве нет? Это же само собой разумеется или нет? Я надеюсь, вы меня понимаете…