Денис Драгунский - Богач и его актер

— А мать? Что мать об отце рассказывала?

— Ничего. Послушайте, Лена, почему это я отвечаю на ваши странные вопросы?

— Не хотите, не отвечайте, — пожала плечами Лена. — Но это будет еще одна гирька на ту же чашу. Тогда расскажите хотя бы о вашей матери.

— Что о ней рассказывать? Заботливая, добрая, несчастная немецкая женщина. Военная вдова с ребенком. Трудилась изо всех сил, чтобы поднять сына. Умерла, когда мне было шестнадцать.

— Как она умерла? — спросила Лена.

— Обыкновенно, — сказал Дирк. — Как все любящие матери. Благословила меня и умерла.

— Дома или в больнице?

— Какая разница? — сказал Дирк.

— Вы не помните?

— Я все прекрасно помню, я не обязан отчитываться! — закричал он. — Я вообще не понимаю, что происходит. Вы пришли, чтобы наговорить мне кучу гадостей. Зачем? За что? Что я вам плохого сделал? Да, предположим, у меня была не слишком счастливая жизнь, но я этого и не скрываю. Я сам жаловался вам, когда вы сидели вот здесь, на этом самом месте. Я даже говорил какие-то глупости: «Русская девочка, у русских такая душа, помоги мне, спаси меня от тоски и пустоты». Конечно, это был приступ сам не знаю чего. Прошу прощения. Не знаю, почему это меня так вдруг накрыло и понесло. Можете списать это на старческие мозговые явления. Глупости, глупости, все, забыли! Но в любом случае — я же не скрывал, что у меня плохая, тяжелая жизнь. Зачем же вы мне это говорите еще раз? Как это грубо, как это немилосердно. Человек искренне пожаловался вам на свои тяготы, на свою тоску — и потом его в эту же тоску, в эти же тяготы тыкать носом! Зачем? Я никак не могу понять.

Он перевел дыхание, пошел в ванную, налил в стакан воды из-под крана, выпил, откашлялся, вернулся.

Лена все так же неподвижно и прямо сидела на диване.

— Ну что ж, — сказал Дирк, — простите, что я и сейчас был не сдержан, но я действительно не понял вас и несколько был возмущен. Но все, пустяки, оставим. Вы сказали, что у вас есть для меня две новости — хорошая и плохая. Мы начали с плохой. Она, как я понял, заключается в том, что я — человек пустой, ничтожный и несчастный. Спасибо, вы очень любезны. Ну а теперь давайте хорошую.

— Давайте, — согласилась Лена. — Хорошая новость такая. Вы, когда я сидела вот здесь, — она постучала кулаком по дивану, — примерно восемнадцать часов назад, вы говорили мне: «Русская девочка, помоги мне, спаси меня». Говорили?

— Ну говорил, — сказал Дирк.

Лена посмотрела ему в глаза.

— Я принимаю ваше предложение.

— Что? — вздрогнул Дирк.

— Я принимаю ваше предложение, — сказала она. — Я согласна помочь вам. Спасти вас! Быть с вами. Не отпускать вас от себя ни на шаг, чтобы вы не наделали каких-нибудь новых глупостей. Сидеть с вами рядом, вспоминать о вашей жизни. Точнее говоря, заставлять вас, а еще точнее, слегка подталкивать вас к воспоминаниям. Чтобы вы вспомнили своего отца, пусть совсем туманно, по-детски, но все-таки. Чтобы вы заново пережили расставание с матерью, чтобы увидели хоть какой-то свет и смысл во всех ситуациях, которые вы считаете для себя оскорбительными, несчастными или пустыми. И еще я готова создать вам уют и покой. Разве плохо?

— Вы сошли с ума, — проговорил Дирк.

— Возможно, — сказала она. — Возможно, кому-то мое решение покажется безумным, но это мое решение. Вы предложили, и я согласна. Дайте руку, господин фон Зандов, и дайте мне свой адрес. Мы встретимся не сегодня. Это было бы слишком пошло, если бы я сейчас поехала вместе с вами к вам домой. Чего доброго, вы будете пытаться обнимать меня или даже попробуете залезть ко мне под блузку. Но я вас уверяю: все будет. У нас с вами все будет, но не сразу, не сейчас. Дайте мне освоиться с собственным решением. Это ведь не банку пива купить, откупорить и выпить. Это очень серьезно — взять на себя ответственность за мужчину семидесяти пяти лет. Поэтому дайте мне свой адрес и телефон. Мы сделаем так. Я поеду домой, вы позавтракаете и поедете к себе, послезавтра я приеду сюда, отработаю свои сутки, а после явлюсь к вам. А в эти два дня займусь разборкой своих вещичек. У меня там много лишнего накопилось за эти годы, почему-то было жалко выкидывать, а теперь — не жалко. Договорились?

Он протянул ей руку, почувствовал ее теплую ладонь и сильные пальцы.

— А когда вы собираетесь ехать домой? — вдруг спросил Дирк фон Зандов, отнимая руку.

— Не знаю точно, но думаю, не позже девяти часов утра. Сейчас восемь. У меня тут еще есть кое-какие дела. В половине десятого, вероятно, буду уже подъезжать к городу.