Ричард Руссо - Шансы есть…

— Когда я вернулся в контору, — говорил меж тем Мартин, — меня уже ждало сообщение одного вашего соседа — он желал знать, не выставляете ли вы дом на продажу. Должно быть, заметил логотип у меня на машине. Зовут его…

— Мейсон Троер, — договорил за него Линкольн. — Уже много лет домогается, чтобы я продал. Понятия не имею, зачем ему. У него участок и так в два раза больше, чем во времена его родителей.

— Хотите догадку? Ваш он переоборудует в пансион, а потом продаст оба. Вместе они встанут дороже, чем поодиночке. Что может оказаться полезно вам.

Об этом Линкольн не думал. Слишком долго занимался коммерческой недвижимостью.

— Могу ли я поинтересоваться — он ваш знакомый?

— Ни разу не встречался. Просто знаю про него.

— Мудак он.

Мартин хмыкнул.

— Такова общепринятая точка зрения. Вероятно, он сделает вам предложение, не успеем мы внести вашу собственность в реестр. Чтобы не платить комиссионных.

Это, тут же распознал Линкольн, вероятно, был пробный шар — собеседник замерял, из тех ли людей Линкольн, кто клюнет на такое предложение.

— Я же говорю. Гаденыш.

Судя по виду, Мартину легче от этого не стало — он нахмурился.

— Что?

— Мой вам совет — не злите его. У него репутация.

— Его вы тоже нагуглили?

— Этого и не нужно. Остров у нас маленький. В Чилмарке люди от него подальше держатся.

— Я намерен поступать так же, — заверил Линкольн.

— Во сколько ваши друзья приедут?

— Один сегодня попозже. Другой завтра утром.

— А уедут?

— В воскресенье или понедельник.

— Но понедельник утром у нас по-прежнему в силе?

Линкольн ответил, что да. Когда они встали и пожали друг другу руки, вновь встряла Анита: «Хотя бы извинись».

— Простите, что прервал ваш утренний кофе, — произнес он уже на пути к двери.

— Все в порядке. Пора и день начинать.

— Жена часто обвиняет меня в невнимании к другим. Среди прочего.

— Ну и радуйтесь этому, пока есть возможность. Моя вот в прошлом году умерла.

Линкольн вздохнул.

— В этом она тоже меня обвиняет: все время что-то не то говорю.

Мартин улыбнулся.

— Мы все могли бы стать священниками.

Дом в Чилмарке стоял на кочковатом живописном участке в два акра, что спускался к Стейт-роуд, а дальше — к Атлантике, сегодня идеально голубой под ясным небом. Выйдя на заднюю террасу, откуда все это было видно, Линкольн первым же делом подумал: «Не-а. Только идиот станет все это продавать». Опустив два пакета с провизией на покоробленный стол для пикников, он уселся на верхней ступеньке и долго любовался видом, а потом позвонил Аните.

— Мы не можем это продать, — сказал он ей, когда она приняла вызов.

— Ладно, — ответила она.

— В каком это смысле — «ладно»? Придется. — В конце концов, вопрос же не только в том, чтоб им самим вновь встать на ноги после кризиса. Их детям помощь тоже понадобится. Они с Анитой рады были помочь, но, пока помогали, их собственные финансы зашатались. Возможно, все у них будет и ничего, если наперекосяк не пойдет что-то еще, но оно ведь может. — Мы же согласились.

— А теперь я снова соглашаюсь.

Тут он сделался брюзглив.

— Ты где? — Спросил, потому что на другом конце слышался какой-то гам.

— В суде. Проветриваюсь. Может, придется быстро отключиться.

— Считаешь, следует рискнуть и не продавать? Просто понадеяться, что худшего не произойдет?

— А мы разве не тем же самым занимались, когда случилось худшее?

— Верно, — согласился он.

— Как там погода?

— Солнце. Семьдесят два градуса [27] По Фаренгейту. Около 22 °C. . Тут вся неделя такая должна быть. Приехала б ты сюда ко мне на пару деньков.

— Было б неплохо.

— Мы разве оба не должны были выйти на пенсию… сколько, два года назад?

— В такие дни, как сегодня, я хоть сейчас.

— Мартин говорит, что нам так и надо поступить. Выйти на пенсию и поселиться тут, в этом самом доме. Если дети захотят нас видеть, пусть прыгают в самолет. Нам уже пора снова начать думать о себе, говорит Мартин.

— Кто такой Мартин?

— Наш риелтор. Мудрый человек.

— И я не ошибусь, если предположу, что ничего подобного этот Мартин на самом деле не говорил?

— Не совсем . Это что — выстрел?

— Кто-то стойку опрокинул. Надо бежать, Линкольн.

Звук его имени на устах жены, как обычно, следовало смаковать. Как большинство давно женатых пар, друг дружку они называли в основном ласкательными обозначениями. Казалось, что его настоящее имя Анита приберегала для кратких, но интимных мгновений. Его дозированное употребление, казалось, дает понять, что — хотя бы с ее точки зрения — он по-прежнему тот же человек, каким был, когда она произнесла: «Я, Анита, беру тебя, Линкольн». Ну и пусть седина, кислотная отрыжка и онемевшая поясница.