Филип Рот - Операция «Шейлок». Признание

— Правильно сделали, что показали. Лучше мне и сейчас, чем кому-то, кто симпатизирует вам намного меньше, и впоследствии.

— Да-а? На что вы намекаете? «Моссад» закажет меня киллерам, как аятолла заказал Салмана Рушди?

— Могу сказать вам только одно: эта, последняя, глава не останется незамеченной.

— Что ж, если кто-то придет ко мне с претензиями, я направлю его к вам в сад в Негеве.

— Бесполезно. Они предположат: какие бы «приманки» я ни сулил вам тогда, каким бы неотразимо-соблазнительным приключением ни стала для вас эта история, как бы вас ни манило описать ее и насладиться успехом, теперь-то вы должны понимать, насколько сильно ее публикация повредит государственным интересам. Они закричат, что доверились вам, полагаясь на вашу преданность, а вы, написав эту главу, обманули их доверие.

— Я же и теперь не ваш сотрудник, и никогда им не был.

— Не мой — их.

— Мне не предлагали никакого вознаграждения, а я его не просил.

— Точно так же евреи на всей планете добровольно предлагают свои услуги в сферах, где их знания и умения могут внести решающий вклад. Евреи диаспоры — то, чего нет ни у одной другой разведки в мире: легион иностранных граждан, которых можно призвать на службу, и они будут верно служить. Бесценное богатство. У силовых ведомств нашего крохотного государства такие колоссальные потребности, что, если бы нам не помогали эти евреи, дело было бы швах. Те, кто выполняет задания вроде вашего, получают вознаграждение не в денежной форме и не от использования своих знаний ради личной выгоды в других местах, — их вознаграждение состоит в том, что безопасность и благосостояние еврейского государства становятся прочнее. Они сполна получают вознаграждение в форме выполнения своего еврейского долга.

— Что ж, я и тогда так к этому не относился, и теперь не отношусь.

Принесли наш заказ, мы приступили к завтраку, и следующие несколько минут Смайлсбургер педантично обсуждал с молодым официантом-индийцем ингредиенты форшмака, который готовила его дражайшая покойная матушка: в каких пропорциях она брала селедку и уксус, уксус и сахар, рубленые яйца и рубленый лук и т. п.

— Ваш форшмак отвечает самым строгим требованиям, — похвалил он официанта. А мне сказал: — Вы не стали подсовывать мне туфту.

— Почему вдруг я стал бы ее подсовывать?

— Потому что, насколько могу судить, вы не прониклись ко мне той симпатией, которой я проникся к вам.

— Скорее всего, проникся, — ответил я. — Ровно такой же.

— Когда в жизни пессимиста-циника вновь поселяется эта тоска по вкусам и запахам невинного детства? А можно мне теперь, когда подсахаренная селедка растворилась в ваших жилах, все-таки рассказать анекдот? Один человек заходит в еврейский ресторан вроде этого. Садится за столик, берет меню, просматривает, решает, что заказать, и тут поднимает глаза: перед ним официант, причем китаец. Официант говорит: «Вое вилт ир эсн?» Официант-китаец спрашивает у него на идише, без единой ошибки: «Что вы будете есть?» Посетитель удивляется, но делает заказ, а официант-китаец, принося каждое блюдо, говорит: «Вот ваше то-то, надеюсь, такое-то блюдо вам понравилось», — и всегда на идише и без единой ошибки. Пообедав, посетитель берет счет и идет расплачиваться к кассе, за которой сидит хозяин — совсем как тот толстяк в фартуке сидит вон там, за кассой. Хозяин, со смешным акцентом, очень похожим на мой, говорит посетителю: «Все в порядке? Все было как полагается?» Посетитель восторгается. «Идеально, — отвечает он хозяину, — все было великолепно. А официант — вообще поразительно: он китаец, но на идише говорит без единой ошибки». «Ша, тсс, — понижает голос хозяин, — говорите шепотом: он думает, что учит английский».

Я засмеялся, а он с улыбкой сказал:

— Никогда раньше не слышали?

— Казалось бы, я должен знать уже все анекдоты про евреев и официантов-китайцев, но нет, этого не слышал.

— А ведь анекдот с бородой.

— И все-таки не слышал.

Пока мы молча ели, я размышлял, может ли быть в этом человеке хоть толика искренности, хоть какая-то страсть, которая была бы еще сильнее, чем эта подсознательная потребность в хитрых маневрах, ухищрениях и манипуляциях. Пипику стоило бы у него поучиться. А может, так и было.

— Скажите, — произнес я вдруг, — кто нанял Мойше Пипика? Пора бы мне это узнать.

— Этот вопрос задаете не вы, а ваша паранойя, если позволительно так сказать: упорядочивающая предвзятость неглубокого ума при встрече с произвольными явлениями, интеллектуальная жизнь человека, не склонного мыслить, ежедневный профессиональный риск, преследующий нас на нашей работе. Вся наша вселенная параноидальна, но преувеличивать не следует. Кто нанял Пипика? Пипика наняла сама жизнь. Если в одночасье упразднить все разведки на свете, все равно найдется достаточно Пипиков, чтобы они осложняли и ломали размеренную жизнь окружающих. Самозанятые ничтожества, нудники [93], чье предназначение — всего лишь устраивать балаган, сеять бессмысленный хаос, вносить сумятицу, — они, пожалуй, укоренены в реальности крепче, чем такие люди, как мы с вами, преследующие ясные, глобальные, благородные цели. Давайте бросим это пустое дело — лихорадочные грезы о тайне иррационального. Она не нуждается в объяснениях. Да, в жизни чего-то ужасающе недостает. Глядя на кого-то наподобие вашего Мойше Пипика, смутно догадываешься, сколько всего не хватает. Вот открытие, с которым мы должны приучить себя мириться, не подслащивая его фантазиями. Давайте-ка продолжим. Давайте поговорим серьезно. Послушайте. Я приехал сюда за собственный счет. Я приехал сюда сам по себе, в качестве вашего друга. Я здесь ради вас. Возможно, вы не чувствуете ответственности за меня, но я, как выяснилось, чувствую ответственность за вас. Я несу за вас ответственность. Джонатан Поллард никогда не простит своим кураторам то, что они бросили его в трудную минуту. Когда ФБР схватило Полларда за жабры, мистер Ягур и мистер Эйтан [94]бросили его в полном одиночестве — пусть, мол, сам выпутывается. Точно так же поступили мистер Перес и мистер Шамир. Они — скажу словами Полларда — «не предусмотрели даже малейших предосторожностей ради моей личной безопасности», и теперь Поллард отбывает пожизненное заключение [95]в самой страшной американской тюрьме строгого режима.