Мария Метлицкая - Мандариновый лес

Людка со злостью бросила трубку, но не преминула добавить, что ничего другого она от Наташи и не ждала, жалела, что вовремя не подключилась, «потому, что таких, как ты, все равно сожрут те или другие, рано или поздно. В общем, сама виновата и знать тебя не хочу – противно!»

Переезжала Наташа одна. К Людке, понятно, не обратилась. Немного помогла соседка, да и то не бескорыстно – за кресло и журнальный столик. В грузовик погрузили Наташин диван, три кухонных шкафчика, старый холодильник, мамино зеркало, платяной шкаф и стол со стульями, люстру-каскад, мамину гордость. Ну и настенный коврик с мишками, ее же наследство.

После переезда Наташе казалось, что все старое, плохое и страшное осталось там, где она родилась и выросла, где была несчастна и совсем чуть-чуть счастлива, и теперь начнется новая, прекрасная и счастливая жизнь – в этом Наташа была абсолютно уверена.

Новая жизнь началась с генеральной уборки, поклейки новых обоев, совсем скромных и простеньких, тех, что удалось достать, мытья окон, которые не мыли, кажется, лет сто или двести.

Потолок, двери, туалет – все засияло. После недели хлопот Наташа села на балконе и поняла, что счастлива. Свободна и счастлива, как не была никогда в жизни. Впервые она осталась одна и по-настоящему почувствовала себя взрослой женщиной.

И еще – лето подходило к концу, и скоро должен был возвратиться Чингиз. И от этого Наташино счастье было таким безразмерным, бескрайним, что не помещалось в ее юном, наивном и маленьком сердце.

«Только бы это продолжалось подольше», – думала она и почти в это верила.

Из дома выходить не хотелось – крохотная квартирка казалась ей островом спокойствия. Впервые она крепко и сладко спала. Позади были пьяные отцовские выходки, приглушенный мамин плач, ее долгая болезнь, во время которой Наташа окончательно потеряла сон. Не было больше бубнежа Валерика, разбитой посуды, бесконечного плача племянника, скандальных семейных разборок соседей, визга милицейской сирены, женских стонов и грубого мужского мата, криков подростков по ночам – всех этих диких, невыносимых звуков слободки. В Черемушках она просыпалась от тишины. Только в ветреную погоду ветки отцветшей сирени деликатно стучали по окнам.

Выходила на улицу редко, по самой большой необходимости: купить хлеб, молоко, если повезет, то кусок колбасы или сыра, ну и на почту, отправить своим телеграмму. Письма тоже писала, но они были как близнецы: «У меня все прекрасно, квартирой довольна и даже счастлива, скоро идти на работу, а из дома выходить совершенно не хочется. Но и по работе соскучилась, по студентам, преподавателям, классам. Короче, за меня не волнуйтесь! Танька, я питаюсь нормально, не беспокойся. Суп варю, горячее ем. А скоро совсем все наладится – столовка в училище замечательная!»

Танька тоже отвечала коротко: «И у нас все путем! Петя трудится, я по хозяйству, Ростик целыми днями на улице. Поправился и вытянулся, прям мужик! Увидишь – не узнаешь. Тетка Марина в порядке, видимся каждый день. Решили завести телочку, как думаешь? Ростику хорошо б молока. Огурцов в этом году совсем мало, сгорели. А вот картошки, капусты и моркови полно. А грибов, Наташка! Как зарядили в августе дожди, так и поперли! Не поверишь – таскаем корзинами! Руки не отмываются. Вечерами сижу и чищу, чищу. Если честно – здорово надоело. Но не откажешься, правда? В общем, насолила здоровую бочку, одних беляков закатала тридцать литровых банок. Как тебе? И все красавчики, один к одному! Еще и насушили вагон, вся изба грибами пропахла. Да и я сама, кажется. И малины полно, варенья и компотов полный погреб. Короче, перезимуем! А самое главное – ждем тебя! Загрузимся по самые уши, и Петька отвезет тебя в город. Очень скучаю без тебя, сестренка! Но не волнуйся – у меня все хорошо!»

Наташа не волновалась, но, хоть и хорошо было одной, и даже прекрасно, и все-таки… скучала. Но понимала – скоро начнется работа, а главное – вернется Чингиз.

За неделю до начала занятий поехала в Товарищеский. Там уже было суетно, шумно – готовились к новому учебному году.

Натурщиков, разумеется, не было. Наташа слонялась по зданию, здоровалась со знакомыми и думала, думала, у кого бы спросить про любимого. Но Чингиз не жил в общежитии, и никто не знал, когда он вернется.

Решилась, собралась с духом и поехала на Остоженку.

Дверь в полуподвал никто не открыл, открыть своим ключом не решилась. Сидела на лавочке и плакала, слезы катились сами собой. И вдруг она увидела его – опустив голову, он медленно шел по двору. Сердце забилось как бешеное. А вдруг… вдруг он увидит ее и прогонит? Скажет: а кто тебя звал? Разве мы договаривались?