Юрий Мамлеев - Том 1. Шатуны. Южинский цикл. Рассказы 60–70-х годов

Рано утром Христофорова разбудил показавшийся ему ублюдочно-настырным стук в дверь; впопыхах, в одной рубашке, он открыл и обомлел: перед ним стояли несколько учеников Андрея Никитича.

— О чем бы вы хотели с ним поговорить? — нелепо проговорил Алеша.

— Как о чем, — обиделся один из юношей. — Наша тема: «Бог есть любовь»; мы уже два месяца ждем этой беседы.

В этот момент вдали коридора промелькнуло мертвое, ни на что не похожее лицо куро-трупа; юноши тем не менее что-то радостно вскрикнули; но перепуганный Алеша в отчаянии обалдело захлопнул перед ними дверь; юноши завыли, Алеша бросился к папеньке, но последний не реагировал на происшедшее, совершенно не замечая ничего вокруг; Алешенька опять бросился к двери, в которую колотили; разыгралась шумная, психопатическая сцена, во время которой собрались почти все жильцы со двора и растерзанный Алеша колотил себя в грудь. Когда все относительно уладилось, Алеша кинулся посмотреть на отца; но куро-трупа нигде не было, ни в здании, ни в окрестности. Не помог и розыск милиции. В крике Алешенька метался по Москве, от одного священника к другому, от одного приятеля к третьему. Наконец, узнав, что «падовские» осели в своем старом «гнезде», расположенном в двадцати километрах от Москвы, Алеша ринулся туда, ожидая от Падова и Анны услышать что-нибудь об отце.

«Гнездо» падовских приютилось на отшибе одного селения, около довольно безлюдной дороги; оно представляло собой одноэтажный домик, скрюченный и покосившийся, прикрытый не то травкой, не то кустами. В доме была всего одна большая комната, но рядом различные закутки; одно окно было сбито набекрень, второе почему-то заколочено.

Христофоров прямо-таки влетел в дом; в комнате было темно, две свечи освещали сидевших на полу людей; то были Падов, Ремин, Анна, Игорек и еще двое, Сашенька и Вадимушка, совсем юные, из новичков, которых Падов привез, чтобы воспитать молодую поросль. Их еще почти детские розовые мордочки млели от радости в мрачном полусвете свечей. Кажется, только что кто-то выл. Вместе с тем доносились слова знаменитой шизоидной песни:

«…И увидев себя на портрете, мой козел подхватил трипперок…»

Христофоров с хода, неожиданно закричал:

— Отца, отца потерял! Папу!!

— Куро-трупа? — сонно проговорил Падов.

— Не куро-трупа, отца! — взвизгнул Алешенька, надвигаясь на стену.

— Да ты успокойся, расскажи, — пробормотал Ремин.

— Господь вон тоже своего Отца Небесного потерял; на время; но потом же, говорят, нашел, — не удержавшись, вставила Анна.

Через несколько минут каким-то странным, непонятным образом разговор о потере куро-трупа перескочил на Бога.

— Не приемлю, не приемлю! — визжал Падов. — Я хочу быть Творцом самого себя, а не сотворенным; если Творец есть, то я хочу уничтожить эту зависимость, а не тупо выть по этому поводу от восторга.

Из угла поднялась Анна; ее лицо горело.

— Наша тварность может быть иллюзией; по существу это вера; решительно утверждать можно только то, что мы как будто не знаем, откуда появились; поэтому мы имеем право, такое же, как и вы, верующие в Творца, верить в то — ибо это для нас предпочтительней, — что мы произошли из самих себя и не обязаны жизнью никому, кроме себя. Все в Я и для Я!

Но Христофоров уже затопал ногами:

— Ничего не хочу слышать, верните мне моего отца! — Он, как тень, метался по комнате из угла в угол, расшвыривая какие-то тряпки, лежащие на полу; Сашенька и Вадимушка, разинув рты, как два галчонка, с любопытством смотрели на него.

— Это вы довели моего отца до сумасшествия! — кричал Христофоров. — До вас он был тихий и верующий; вы сделали его идиотом…

— Каковы наши-то христиане, — хихикал, корчась от утробного восторга, Падов. — Сразу за рационализм схватился… Сумасшедший… Больной… Медицина… Где врачи?!! — передразнивал он. — А невдомек, что никакие врачи тут не при деле…

— Вот в том-то и гвоздь, — подхватил Ремин, — что это псевдохристианство слишком рационально для нашего сознания; в конце концов оно просто недостаточно абсурдно для нас…

— Ничего не хочу слышать! — вопил Христофоров. — Вы обернули моего отца в идиота…

— Если, конечно, идиотом называть каждого, кто находится не в этом мире, — пискнул в ответ Игорек.

Наконец, Христофорова уняли. Под конец он разрыдался. «Простите меня», — нелепо пробормотал он.

— Ну ты же видишь, Алеша, что мы ни при чем, — растрогалась Анна, — кто знает, что может с каждым из нас произойти…