Юрий Мамлеев - Том 3. Крылья ужаса. Мир и хохот. Рассказы

— Браво! — вскрикнула Ксюша. — А я хочу, чтоб и пожар был, и самовар с пирогами рядом!

— Это по-нашему, по-русски, — вставила Алла.

— Но такой переворот не в человеческих силах только, — заметила Лена.

— Нужна подмога.

— Можно! Можно! — замахал руками Данила. — Ведь все связано — и человек, и боги. Захочет человек — и высшие силы будут не против. Им самим, извините, на современный мир тошно смотреть, небось удивляются: ну ползунки, все кнопки свои нажимают, нет чтобы умереть и воскреснуть. Да дело вовсе и не в смерти или в бессмертии. Погулять надо, на Вселенную, в ее тайнах, глядючи. Грязное рацио выбросить. А ведь назревает, назревает что-то… А если о России, то Российская империя, СССР, Российская Федерация — это все оболочка, панцирь, а на самом деле была и есть одна Рассея-матушка, ничем в глубине своей тайной не тронутая. Одна Рассея, а по ней гуляет лихой человек — лихой в духе, в интеллекте. То непостижимое ищет, то песни поет, то около черной дыры пляшет или с погибелью в жмурки играет. И ничего, кроме Рассеи, нет! И ничего больше не надо!

Всех охватил какой-то необъяснимый восторг, ошеломляюще-бурный.

Бросились целовать Данилу, обнимать. Степан и тот стал жать ему руку, глядя в его лицо как в бездну.

— Хорошо бы, если бы вместо Вселенной была бы одна Рассея наша, — выговорила Лена. — Ведь Рассея — это хаос, Россия — порядок, чтоб Рассею сохранить. Должен быть взрыв, не просто смена цивилизации, а нечто уму непостижимое. Если уж метафизично, то чтоб не отличить живых от мертвых, обыденную жизнь от Бездны…

— Не метафизично, а точно сказала Лена, — перебил ее Данила. — Хаос, великий хаос, в котором зерна непостижимого, — это наша Рассея. Золотые слова ваши, Лена: чтоб обыденная жизнь не отличалась от Бездны. Чтоб умирали и воскресали на глазах. Чтоб с богами на ушко шептались — ну, это все еще цветочки! Непостижимое должно войти! И веселие посереди! Надоел весь этот порядок: вот тебе царство живых, вот те мертвых, тут умри, тут родись. Все по порядку, законы всякие. Пусть потемнеет небо и глас Божий скажет: «Гуляйте, ребята, гуляй, Рассея, что хочешь, то и будет, гуляй, страна, где невозможное становится возможным! Свободу даю, конец демиургам и всем золотым снам!»

— Ласковый ты наш, — умилилась Лена. — Чтоб сбылось все это!

— По мне, в Рассее и сейчас предельно хорошо, — заявила Ксюша, кутаясь в платок. — На наших буржуев плевать, они ведь тоже наши, они от всего этого торгово-денежного летаргического порядка сами скоро запьют. И либералы с ними заодно. В России в лес войдешь — какой там мировой порядок, все Русью пронизано и тишиной. Только чувствовать надо! А в глаза некоторым, случайно даже, в метро глянешь — господи, сколько там всего, недоступного для мира сего!

Потом наступило время небольшой передышки.

— Уж больно дух захватило, надо помолчать, — сказала Алла.

— Весь великий Рене Генон — с меня сошел, — заключил Сергей.

Данила в ответ опять захохотал, но уже не тем хохотом видящего разрушение миров. Хохот его на этот раз был мирный.

После некоторой паузы и возни с самоваром, матрешкой и разливом чая в русские, какие-то очень народные пузатые чашки наступил благостный, но недолгий отдых за чаем.

Лена прервала его:

— Все-таки, Данила Юрьевич, надо вернуться к Стасу. Теперь вы знаете, что случилось. Можете помочь? — прямо спросила она.

Опять возникла тишина.

— Скажу откровенно, — ответил Данила, — дело это на самом деле жутковатое и серьезное. Да вы и сами это чувствуете. И даже в мою голову вся эта история пока не совсем укладывается. И дело тут не только в изменении прошлого. Гораздо глубже надо копать. У меня есть только одна наметка, но думаю, она верная. Я знаю целую цепь особых людей, они не связаны между собой, они больше сами по себе, но именно через них можно найти Стаса и понять, что с ним произошло в действительности.

— Что же это за люди? — первым спросил Сергей.

— Пусть Степан скажет. Я его водил, — и Данила кивнул головой в сторону немного ошалевшего Степана.

— Бредуны! — воскликнул Степан — Но серьезные. Очень. Суть я еще не уловил, наверное, ведьма какая-то мешает. Один от самого себя бежит.

Чегой-то увидел в себе, от чего чуть с ума не сошел.

— Я двоих показал, — перебил его Данила. — Это цветочки только. Есть крайне не влезающие в рамки.

— Кто же они? Кто? — робко бросил вопрос Толя.

— Как сказать! Точно определить трудно. Их пока немного. Но это, вероятно, мировой процесс. Их будет больше. Это люди, у которых изменился сам тип человеческого сознания — в ту или иную сторону. Они очень разные.