Поднявшись со стула, я коротко попрощался с Сакурой и решил двигать домой. Подруга таращилась на меня с очевидной неприязнью, и я старался не встречаться с ней взглядом. «Не смотрите диким зверям в глаза», — советовали в телепередаче о животных, которую показывали вчера вечером.
Однако моё благое пожелание, чтобы нам, существам различных видов, разойтись миром, сидевшая на кровати Сакура не учла — она вспомнила и озвучила нечто ужасное:
— [ Мой друг ], а как там одолженные тебе штаны и куртка моего брата?
— О…
Я никогда ещё так не проклинал свою рассеянность. Одежда её брата лежала у меня в сумке, только я забыл, что собирался сегодня её вернуть.
Но что уж теперь говорить.
Я обернулся и увидел, что Сакура хитро улыбается, а её подруга, переместившаяся к кровати, выглядит совершенно ошарашенной. Стараясь по мере сил не показывать своё волнение, я достал из сумки виниловый пакет с одеждой и отдал его Сакуре.
— Спасибки!
Всё с той же хитрой ухмылкой она посматривала то на меня, то на подругу. Я тоже мельком глянул на подругу. Наверное, и во мне сидело глупое желание увидеть что-нибудь поистине жуткое. Кёко уже оправилась от шока и теперь смотрела на меня взглядом, вполне способным убить. Мне даже показалось, что я услышал утробный львиный рык.
Я поспешил отвести глаза и быстрым шагом вышел из палаты. В последнюю секунду я услышал, как лучшая подруга, наседая на Сакуру, предельно низким голосом спросила: «При чём тут штаны?» Не желая ввязываться в неприятности, я лишь прибавил ходу.
На следующей неделе, в понедельник, когда я честно явился в школу, по классу гулял фантастически обидный для меня слух.
Согласно этому слуху, я вроде как тайно преследовал Сакуру. По сложившейся традиции, его мне озвучил парень, угощавший жвачкой. Я скорчил рожу: мол, что за бред? Он заинтересованно предложил жвачку, но я вежливо отказался.
Я попытался представить, как возникла эта сплетня. По всей видимости, показания нескольких людей, между делом заметивших нас с Сакурой вместе, превратились в свидетельства того, что там, где она, всегда появляюсь я, а, когда эти сведения достигли ушей моих недоброжелателей, из враждебных побуждений они записали меня в преследователи, породив вполне правдоподобный слух. На этом моя фантазия иссякла, но, пожалуй, я был недалёк от истины.
Но, при всей логичности построений, этот оторванный от реальности слух вызвал у меня возмущение. Ведь почти все мои одноклассники безоговорочно ему поверили и, глядя на меня, перешёптывались: «Преследователь! Берегись!»
Повторюсь. Я был возмущён до глубины души. Почему они верят, что мысль, овладевшая умами большинства, обязательно правдива? Соберись таких человек тридцать — они и убить запросто смогут. Похоже, тот, кто убеждён в собственной правоте, способен на любые поступки. Даже не замечая, какая это бесчеловечная, механическая система.
Я забеспокоился, что конфликт пойдёт по нарастающей и меня начнут травить, но оказалось, я придавал слишком большое значение своей персоне. Проще говоря, на самом деле их интересовала Сакура, а не я, увивавшийся за ней хвостом. Впрочем, и про хвост было неправдой.
Так что моим одноклассникам незачем было заниматься таким нудным и совершенно невыгодным делом — предпринимать что-то против меня. Что же касается лучшей подруги, поедавшей меня взглядом при каждом моём появлении в школе, её враждебный интерес — назовём это так — меня просто пугал.
Когда во вторник я вновь навестил Сакуру и обо всём ей рассказал, она схватилась руками за живот в районе поджелудочной железы и гулко захохотала.
— Какие вы все забавные! И Кёко, и ты, [ мой друг ], и все остальные!
— Ты считаешь злословие забавным? Ну ты и гадина!
— Нет, забавна та невразумительная форма, которую приняли твои отношения с одноклассниками, прежде не имевшими с тобой дела. Ты, кстати, понимаешь, почему всё пошло именно так?
— Потому что я общаюсь с тобой?
— Хочешь свалить вину на меня? Ты не прав. Дело в том, что ты ни с кем нормально не разговариваешь, — заявила она, сидя на кровати и очищая мандарин. — Никто не знает, что ты за человек, [ мой друг ], и потому воображают невесть что. По-моему, чтобы избавиться от взаимного недопонимания, тебе следует со всеми подружиться.
— Не стану. Никто от этого не выиграет.
Никому это не нужно. Ни мне — после смерти Сакуры я останусь один, ни одноклассникам — после смерти Сакуры они обо мне забудут.
Читать дальше