Ёру Сумино - Хочу съесть твою поджелудочную

Я не стал играть на нервах пьяной девушки, смотревшей на меня диким взглядом, и тоже выпил. Пусть я и сам изрядно накачался, делать непроницаемое лицо у меня получалось лучше.

— Осталось две попытки. Тянуть мне. Валет треф.

— Что?! Такая сильная?! Сколько можно! — завопила она, огорчённая, раздосадованная и разозлённая до глубины души, а затем перевернула свою карту. Когда я, уверенный в собственной победе, увидел её значение, по моей спине заструился холодный пот.

Король пик.

— Ур-ра!.. Ась?

Издав ликующий клич, Сакура попыталась подняться, но алкоголь, похоже, спутал ей ноги — пошатнувшись, она плюхнулась на диван. Её настроение резко поменялось, и она встретила свою немощь захлёбывающимся хихиканьем.

— [ Мой друг ], прости, но я сразу назову и вопрос, и приказ, а ты выбирай, ладно?

— Вот ты и раскрыла своё истинное лицо. Ладно «вопрос», но кто же тебя с «приказом» за язык тянул?

— Да, чуть не забыла: правда или действие?

— Ладно, правила вроде не нарушены.

— Да-да! Правда или действие? Если правда — назови три мои черты, которые считаешь милыми. Если действие — отнеси меня на кровать.

Только она замолчала, как я не раздумывая поднялся с места. Даже выбери я правду, Сакуру всё равно надо перенести, и, вне всяких сомнений, эту задачу лучше выполнить прямо сейчас. К тому же вопрос на «правду» казался слишком уж зверским.

Когда я встал, меня охватило иллюзорное ощущение, будто мой вес уменьшился. Я подошёл к дивану. Сакура радостно загоготала. Видимо, алкоголь добрался до мозга. Предлагая свою помощь, я протянул ей руку. Тут смех стих.

— Это что?

— Протягиваю руку помощи. Подъём!

— Не, не могу. Ноги не слушаются. — Уголки её губ медленно поползли вверх. — Я же сказала: от-не-си!

Я молчал.

— Давай-давай! Хочешь — можешь на закорках. Или неси на руках, как принце… Ай!

Не давая произнести до конца это постыдное название, я подсунул руки ей под спину и под колени и поднял с дивана. Даже у хлюпика вроде меня хватило сил перенести её на несколько метров. «Долой сомнения», — решил я. Мы сейчас оба пьяны, и чувство неловкости схлынет, когда мы проспимся.

Прежде чем она хоть как-то отреагировала, я бросил её на кровать. Тепло, что передалось мне, пока я держал её в своих объятиях, уплывало прочь. Она застыла на месте, глядя на меня с удивлением. Из-за хмеля в крови и из-за физических усилий у меня сбилось дыхание. Присмотревшись, я заметил, как лицо Сакуры тихо расцветает улыбкой, и наконец она пронзительно захихикала, словно летучая мышь.

— Ох, напугал! Спасибо!

С этими словами она медленно и неуклюже переползла на левую от меня сторону большой кровати и легла навзничь. Я понадеялся, что Сакура так и заснёт, но она, заколотив обеими руками по поверхности кровати, гулко расхохоталась. К сожалению, она не собиралась отказываться от последнего розыгрыша.

Я собрался с духом:

— Последний раунд. В порядке исключения твою карту переверну я. Скажи какую.

— Да-да… Ту, что рядом с моим стаканом.

Она затихла, небрежно раскинув без устали двигавшиеся руки.

Оставшись на ногах, я перевернул карту, на краешке которой стоял стакан с остатками ликёра.

Семёрка треф.

— Семёрка.

— Ой, бяда!

— В смысле — беда?

— Да. Бяда-бяда!

Фраза пришлась ей по вкусу, и она на разные лады начала повторять: «Бя-да!» Не обращая на это внимания, я посмотрел на круг из карт, чтобы в последний раз выбрать одну для себя. Должно быть, некоторые люди в такие моменты подходят к делу серьёзно и вытягивают карту после взвешенных рассуждений, но они неправы. На выбор из нескольких одинаковых предметов, кроме удачи, не влияет почти ничего. Наоборот, решать надо спонтанно — тогда и жалеть не придётся.

Я с лёгким сердцем взял карту, отогнал все посторонние мысли и перевернул её лицом вверх.

Главное — удача.

Мужественно ты принимаешь решение или нет — значение карты не изменится.

Я вытянул…

— Ну, что там?

— Шестёрка.

В такие моменты моя честность и моя неуклюжесть не дают мне соврать. Было бы легче, стань я тем, кто способен перевернуть шахматную доску. Но я не хочу становиться таким — и не могу.

— Отлично. Что бы сделать? — сказала она и замолчала. Я чувствовал себя смертником, ожидающим приглашения на казнь. Стоял и ждал её вопроса.

На полутёмную комнату впервые за долгое время опустилась тишина. Мы едва слышали шум с улицы — должно быть, так устроены дорогие гостиницы, и из обоих соседних номеров не долетало ни звука. Я до отвращения отчётливо слышал собственное дыхание и стук сердца. И громкое, размеренное дыхание Сакуры. «Может, она заснула?» — подумал я, но, приглядевшись, понял, что глаза у неё открыты и она рассматривает тёмный потолок.