Аркадий Тигай - Поцелуй бабочки

По дороге в Остенде продолжали старую и уже порядком поднадоевшую дискуссию о хождении по ночам. Президент осторожничал, считая, что по ночам лучше спать, а не болтаться на яхте по местам оживленного судоходства. Я утверждал, что ходить по ночам можно и нужно. А президентские страхи — от невыветрившихся воспоминаний от встречи с теплоходом «Свирь» в Финском заливе. Очень кстати, к полуночи вышли на траверз Антверпена (Европорта), самого большого порта Европы.

Как узнал я позже, в гавани Европорта каждые шесть минут швартуется пароход. Такой сумасшедший темп работы обеспечивают три двухсторонних фарватера, по которым в гавань бесконечной вереницей идут суда. Следуя в Остенде, «Дафния» должна была пересечь все три фарватера — примерно то же самое, что перебежать Невский проспект на красный свет, да еще и в кромешной темноте. Серьезность ситуации я по-настоящему оценил, лишь когда президент, сделав последнюю запись в журнале, удалился спать и я остался один.

Из всего многовекового опыта судовождения в ночных условиях я твердо знал лишь одну рекомендацию: с левого борта надо опасаться зеленого огня, а с правого — красного. Правило это появилось потому, что, согласно международным законам, на левом борту судно несет красный навигационный огонь, а на правом — зеленый. Поэтому ночью, не видя пароход, по цвету огня можно понять направление его движения, а по пеленгу определить, грозит ли столкновение или суда расходятся. Когда же Европорт приблизился и «Дафния» подошла к фарватерам, я вдруг понял, что ничего не вижу. Ни красных, ни зеленых, ни, соответственно, пеленгов. Вообще ничего не различаю. На фоне ярко освещенного тысячами огней берега высмотреть нужный огонь было абсолютно невозможно. По правому борту тоже световая какофония — мигание буев, свет идущих и стоящих на внешнем рейде пароходов… Все источники света сливались в гигантский Млечный Путь из разноцветных огней.

Где-то в районе предполагаемого расположения души, между горлом и грудью, появилось легкое поташнивание — страх, но мне было не до переживаний. Вцепившись в руль, я изо всех сил таращил глаза, пытаясь разобраться в ситуации.

Пока смотрел вправо, по левому борту огни Антверпена вдруг стали исчезать. Вглядевшись, я понял, что их перекрывает борт парохода, надвигающегося на меня…

Зеленый, зеленый!.. Я стал лихорадочно искать огонь и увидел зеленый почти прямо по курсу.

Быстро переложил руль, поворачивая «Дафнию» правым бортом к пароходу. Черная тень надвигалась и прошла в десятке метров, так что я отчетливо услышал звук работающих машин.

Пронесло. Не успел я перевести дыхание, как справа, будто из-под воды, выпрыгнули два красных огня — резко даю задний ход, поворачиваю яхту… В это время красные разъезжаются в разные стороны и тот, что находится у меня по правому борту, превращается в зеленый — пароход поворачивает. Быстрее руль влево и полный ход… Бросаю взгляд назад — мать честная! — зеленый и красный огонь прут прямо на меня: какая-то махина наезжает сзади, причем ее локатор конечно же не видит крошечную «Дафнию» где-то внизу. Выскочил из-под махины буквально в последнюю секунду… И так два часа. Несколько раз казалось, что это уже все — столкновения не избежать. Был момент, когда я так запутался в огнях, что готов был сдаться и разбудить президента, но, представляя его ехидный взгляд, сдержался…

Больше двух часов длилась эта лихорадочная беготня из-под океанских лайнеров. От напряжения и суеты я так разгорячился, что, сбросив с себя пуховик, в десятиградусный холод носился по кокпиту в одних трусах, изнывая от перегрева. Зато на исходе второго часа этого сумасшествия поймал себя на том, что и огни стали виднее, и мои судороги поутихли — опыт.

Наконец Европорт позади, последний пароход пропыхтел у меня за кормой. Можно с облегчением вздохнуть… О господи! прямо по курсу красный — откуда он тут? Опять сбрасываю обороты, иду малым ходом. Красный приближается… Пристально вглядываюсь: из темноты медленно проявляется борт яхты. Из кокпита на меня смотрит несколько пар глаз, выражающих крайнюю степень обалдения — видимо, собратья приготовились повторить мой подвиг в обратном направлении. Я наградил бедолаг ободряющим жестом, дескать, «не дрейфьте, братцы!», и дал полный ход.

А президент первый раз за все время проспал вахту.

«Вот это нервы! — подумал я. — Неужели он не понимал степень риска? Ни за что не поверю, скорее воспитывал».