Игорь Свинаренко - Тайна исповеди

В киоске продавали некие жареные колбаски. Продавец укладывал их на картонную тарелку с неаппетитной, как будто несъедобной кучкой — горчицы. Назывались эти колбаски, как выяснилось, Bratwurst. Вкус их был специфический, как раньше говорили. Ходил слух, что туда закладывали и мясо дичи. Дичь! Это звучало.

Как сейчас помню, одна такая Bratwurst стоила 80 пфеннигов.

Я съел сперва одну, потом другую… Третью…

После, через много лет, уже в другой Германии, я искал эти вот колбаски. Искал, искал… Находил что-то похожее. С таким же названием. Пробовал. Но всё было не то. Я поехал на восток Германии, в бывшую ГДР, за Bratwurst — но тех, вот тех, с тем же чудесным вкусом — колбасок не было. Они исчезли вместе со Стеной.

Что-то похожее, и это — самые вкусные сосиски обеих Германий, я нашел случайно, не ожидая от жизни уж ничего, в этом смысле — на Мюнхенском вокзале, Hauptbahnhof. Я там купил с лотка разносчика три мини-сосиски — каждая размером со средний мизинец. Название — Nurnberger Wurst. И вкус, и запах — всё совпало! Щастье таки иногда выпадает тому, кто его ищет, кто гоняется за ним…

И в пандан. Как-то мы ужинали с товарищами в Киеве. Хозяин нашего маленького банкета, чтоб сделать нам приятное, на десерт вызвал стайку проституток.

— Куда нам столько?

— Так вы ж выберете, когда определитесь. А лишних прогоним.

Одна из, с позывным Снежана, была вылитая моя первая (из взрослых) любовь, которая мне же, дура, и не дала. Небось жалеет страшно. При виде этой бляди, как бы клона моей давнишней Джульетты, тоже, как после выяснилось, шлюхи, у меня участился пульс и одновременно захотелось ссать.

— Я на минутку! Щас, щас! Подождите!

Хотя — ребята и без подсказок лениво допивали водку и вроде никуда не торопились.

Я вернулся быстро, бегом, застегиваясь на ходу.

Девок за столом заметно поубавилось. «Моей» не было.

— Где Снежана?

— Какая Снежана? А, та? Мы ее выгнали.

— Почему? Именно ее?

— Она из них самая тупая.

— Да это ж не академия наук, вы че? На хера нам ее интеллект? Надо ее срочно вернуть!

Я выскочил из кабака.

Но на улице было пусто. Девки мамой клялись, что телефона Снежаны у них нету и не было. Ну да, зачем им конкурентка — бляди же, сэр. Всё пропало… А ведь я мог бы, наконец, вроде как надругаться над давнишней обидчицей. Так, символически. Но — не удалось. Фарш невозможно провернуть назад. И это не только про сосиски.

Так вот те старинные восхитительные Bratwurstbi приблизительно таким же манером пропали — и не вернулись. Нюрнбергские — слабое всё же подобие тех восточногерманских… Мизинцы левых рук.

После, через сколько-то лет после того, как я открыл Германию, переводчиком повез в Рейх совецких пролетариев, чтоб те выпивали на халяву с немецкими коллегами. Это называлось — «Поезд дружбы». Ну, для начала, по прибытии на место — построение на центральной площади под памятником Ленину, там таких полно, и они более чем уместны: всё ж таки не чужой им человек, немецкий шпион как-никак. Ну, речи с трибуны. После — затяжной банкет. К моему столику подходили с разных сторон пьяные наши и просили перевести незатейливые тосты. Ну, я, конечно, работу свою делал. В ночи разошлись по номерам… Ранним утром меня поднимают наши, ломятся в дверь:

— Слушай, брат, выручай! Трубы горят! Мы помрем, если ты нам не поможешь найти, чем опохмелиться.

— Так в чем проблема? Вон же через дорогу универсам, берите там что хотите и опохмеляйтесь себе, — отвечал я, вспоминая с улыбкой свой первый приезд в Рейх.

— Издеваешься? Так не бывает, сейчас же семь утра, еще не дают, надо грузчиков искать и с ними договариваться — а как мы без языка-то?

Ладно, встал я, оделся, повел их в магазин. Вот винный отдел, пожалте. Ребята застыли перед витриной… Как дети перед дедушкой Морозом у Христа на елке.

— И шо, можно брать?

— Берите!

— А закусить чем?

— Да вон в том отделе затаривайтесь. Видите, где колбаса?

— Шо, так прям спокойно продается, и без очереди? А мы думали, это на банкет нам дефицит из уважения выкинули… Эх что ж мы, дураки, все женатые! А могли бы потерпеть и теперь на немках жениться, и жить тут! Водка — дешевая, пива — навалом, девки — сразу дают. Чего ж еще?

Люди родину готовы были продать за кусок салями, вот до чего их партия довела. Они там пили, переживали, плакали, блевали — непросто им было смотреть на жизнь бедной Восточной Германии…

Кроме всего прочего, кроме баб и водки, у нас там была и учеба, всё ж таки. В универе задавали читать старинные газеты и переводить тексты оттуда. Подшивки желтели в библиотеке при музее Георгия Димитрова, вдали от людей. Я листал ломкие, переспелые газетные страницы — и иногда натыкался на смешные заметки. Значит, после войны немцы в свободное от работы время в добровольно-принудительном порядке вкалывали на разборке руин, из которых в основном и состояли тогда немецкие города. Просовецкая пресса обличала пороки — к примеру, девиц, которые, вместо того чтоб толкать тачки с битым кирпичом, гуляли, эх, с американскими солдатами. Те же, как злорадно сообщали газеты, были жлобами: за сеанс дружбы народов девка получала один чулок А второй приносил на следующий вечер дружок давешнего ходока, которого тоже надо было обслужить. (Кстати, и у нас при Советах чулки и позже колготки тоже были дефицитом.) Где веселые забавы с девками, там и триппер. Его англоязычные солдатики называли Veronika Dankeschon — по военно-медицинской аббревиатуре VD, то бишь venerial desease.