Питер Хеджес - Что гложет Гилберта Грейпа?

Позаимствовал у Эми наручные часы. На них без сорока секунд восемь, а я аккурат паркуюсь перед халупой Лалли.

Дважды чихаю — и бабушка Бекки отпирает мне дверь:

— Доброе утро, мистер Грейп.

Захожу в дом, где не повернуться от всяких безделушек, камешков и старинных фигурок.

— Располагайтесь, — говорит, а сама направляется в кухню.

Утопая в мягчайших подушках, сижу на старом диване с бело-голубой обивкой. Разглядываю тесную гостиную. На верхней крышке пианино — кружевные салфеточки и статуэтки животных: оленей, барашков, собачек. На книжном шкафу стоят фотографии. Бекки в младенчестве. Бекки — второклашка. Бекки — ученица предвыпускного класса. Бекки в розовом гимнастическом трико и с жезлом в руке. Бекки и ее родители: простецкого вида, ничем не примечательные люди. С каждого фото она смотрит пронзительно, будто из другого мира.

По дому плывет утренний аромат жареного бекона. Свешиваясь через подлокотник, заглядываю в кухню. Стол уже накрыт. В центре — кувшин со свежевыжатым апельсиновым соком, а рядом петух — подставка для салфеток. Нигде в доме не орет телевизор, и эта тишина бьет мне по ушам.

Минуты тикают; наконец меня приглашают к столу. Занимаю место, на которое указывает бабка. Она же наполняет соком мой стакан:

— Кофейку?

— Да, пожалуйста, мэм.

Старческие руки с бурыми пигментными пятнами льют мне в чашку кофе.

Бабушка улыбается.

— Омлет будете?

— Не откажусь, мэм.

Разбивая яйца, она отправляет скорлупки в раковину. Затем буквально на секунду выскакивает в коридор. Вернувшись к плите, помешивает вилкой яичную смесь на сковороде. Вот и готово. Мне подают еще бекон и тосты из белого хлеба, которые я скромно мажу клубничным джемом.

И только я нацеливаюсь сделать первый укус, как в кухне появляется Бекки: на ней шорты и футболка, в уголках глаз — мелкие крупицы сна. Растрепанная, как дикарка, и слегка припухшая, смотрит на меня и щурится от света: как пить дать, только что проснулась. Замечает мои аккуратно расчесанные пряди, полосатую рубашку, беззвучно смеется и вздыхает: дескать, ну даешь, Гилберт. И устремляется мимо меня, в санузел; снова тикают минуты, и наконец за дверью спускают воду. Возвращается: все такая же растрепанная и заспанная.

— Гилберт прекрасно выглядит, ты согласна, Бекки?

— Нет.

— Бекки!

— Ну разумеется, он выглядит прекрасно. Но мне, бабуль, по душе, когда он с виду небрежный, словно застигнут врасплох.

Наливает себе кофе. Передо мной омлет, в который бабушка, похоже, бухнула десяток яиц, гора бекона и подсушенных ломтиков хлеба, а мне кусок в горло не лезет.

— Бекки у нас по утрам ничего не ест, Гилберт. А я, напротив, люблю плотно позавтракать. Так что спасибо вам за компанию, потому как… да просто спасибо…

— Вообще-то, я и сам обычно не завтракаю, — отвечаю я.

— Ну и дела! Неужели аппетита нет?

— О, как раз наоборот. Просто у нас дома на еде будто свет клином сошелся.

— Я слышала, ваша мама…

— Именно, — прерываю я.

Жую омлет.

— Знаешь, что я думаю, бабуль?

Бабушка замирает и переводит взгляд на Бекки:

— Я думаю, что Гилберт старается произвести хорошее впечатление.

Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть: «А КАК ЖЕ ИНАЧЕ?!» — но, промокнув рот салфеткой, только пожимаю плечами: мол, «да не так чтобы очень».

— Бекки, радость моя, вполне естественно, когда человек хочет произвести хорошее впечатление. Нам должно быть лестно, что юноша стремится быть на высоте, — значит, он ценит наше общество.

Проглотив кофе, Бекки встает из-за стола, топает куда-то по коридору (надо понимать, к себе в комнату) и с пачкой сигарет выходит на крыльцо. Из кухни ее не видно — до меня долетает только табачный дымок.

Подъедаю все дочиста. Впервые за столько лет.

— Эндору нынче не узнать, как и все остальное.

Из бабушкиного рассказа я узнаю, что уехала она тридцать пять лет назад, а потом решила вернуться, чтобы доживать тут свой век. Моих родителей помнит еще молодоженами, хотя близко их не знала. Ее дочь с зятем, продолжает она, решили отправить сюда Бекки на лето. Потом вдруг спрашивает, не кажется ли мне, что за окном собирается дождик. Я отвечаю: это, дескать, было бы очень кстати, потому как фермеры того и гляди останутся без урожая. А сам в свой черед рассказываю ей про наши домашние дела, о том, что приближается день рождения моего младшего братишки и мы по такому случаю готовимся устроить праздник и родственный сбор.