Питер Хеджес - Что гложет Гилберта Грейпа?

— Больно надо вас подслушивать! — кричит сверху Эллен.

Такер не знает, что и думать. А я ржу — не могу.

Битый час мы стягиваем, подвинчиваем и закрепляем.

— Долго еще, как думаешь? — спрашиваю я.

— Не от меня зависит.

— А от кого?

— От тебя — насколько быстро ты удовлетворишься.

— Знаешь, — говорю, — я удовлетворюсь очень быстро.

— Знаю. Потому ты и живешь так, как живешь.

Я был бы очень благодарен своей матери, если б она провалилась прямо сейчас и при этом раздавила Такера.

— У тебя, Гилберт, на голове скоро колтун будет. А все потому, что ты не следишь за чистотой своего автомобиля. И крайне редко говоришь «спасибо». Все это подтверждает мои… мое… э-э-э…

— Умозаключение.

— Во-во, умозаключение — о том, что тебя не интересует собственная цельность, собственная…

— Основательность.

— Чего-чего?

— Подходящее слово — «основательность».

— Без тебя знаю! Вот смотри, опять не даешь мне договорить…

Наверху звонит домашний телефон. Хоть бы это меня.

— Не упусти, Такер… не упусти эту мысль.

Слышу, как Эми подходит к лестнице в подвал. Открывает дверь и кричит:

— Гилберт.

— Не потеряй эту мысль, Такер.

Эми держит в руках миску с тестом для печенья.

— Звонил, — говорит, — шериф Фаррелл. Арни залез на водонапорную башню.

Говорю ей: «Я его сниму», потому что снимать его всегда приходится мне. Но, протискиваясь мимо сестры, я запускаю два пальца в миску и отправляю в рот щедрую порцию теста. Эми шлепает меня по руке, но уже поздно.

С грохотом распахиваю дверь, затянутую противомоскитной сеткой, и тем самым извещаю родственниц, что мне уже обрыдло раз за разом снимать Арни с водонапорной башни. Отпускаю дверь, выскакиваю на крыльцо и слышу голос Эми:

— Не надо…

Но дверь хлопает прежде, чем сестра успевает договорить «хлопать дверью».

Началось это прошлым летом. Арни обнаружил, что может залезать на водонапорную башню, и теперь делает это при каждом удобном случае.

Когда я подъезжаю, у подножья башни в благоговейном ужасе толпятся горожане и глазеют наверх. Арни свисает с перил, болтаясь на одних руках. Шериф Фаррелл меня поторапливает:

— Не мешкай, сынок. Мне туда всяко не залезть.

Я ору: «Арни!» — и он, дрыгая ногами, роняет ботинок. Водонапорная башня — сооружение высокое: свалишься — и кирдык. Я резво взбираюсь по боковой железной лестнице. Мой брат хихикает — доволен собой до предела. Таких показательных выступлений он еще не устраивал. Наверное, соскучился по мигалкам.

Я поравнялся с братом.

— Гилберт, все смотрят на Арни. Все смотрят на Арни.

— Конечно, — подтверждаю я и втягиваю его на площадку, где безопасно.

Мы начинаем спуск.

На полпути к земле у меня уже язык на плече, джинсы пропотели, а толпа почему-то не спешит расходиться.

Шериф Фаррелл поджидает с ботинком в руке. Когда мы спрыгиваем на землю, я забираю ботинок, надеваю его Арни на ногу, зашнуровываю и затягиваю двойной узел. Докладываю:

— Все в порядке. Я отвезу его домой. Больше такое не повторится.

— Сынок, мы это слышим каждый раз. Но проходит два дня — и вот тебе пожалуйста.

Шериф Фаррелл жует зубочистку; никогда еще зубочистка не выглядела таким грозным оружием.

— Я понимаю, но это, не сомневаюсь, было в последний раз. Правда, дружище?

Оттопырив нижнюю губу, Арни уставился в землю.

— Правда? — С силой сжимаю ему руку.

Арни не шевелится.

— Это повторяется уже в девятый или десятый раз. Я вынужден его задержать. Сам понимаешь.

— Что?

— Мы доставим его в отделение. Снимем отпечатки пальцев. Пусть у нас в аквариуме посидит. Мы предупреждали и тебя, и твою сестру, что в следующий раз вы нам просто не оставите выбора. Следующий раз наступил — не надо изображать удивление.

К моим щекам приливает кровь, сердце колотится.

Я говорю:

— Да ладно!

— Уж извини, сынок.

Я шепчу:

— Он ведь недоразвитый.

Шериф Фаррелл заявляет:

— А как по мне, весьма сообразительный. — И гоняет во рту зубочистку из угла в угол.

Итак, Арни, моего недоумка-брата, который оплакивает каждого убитого своими руками кузнечика, сажают в патрульную машину, чтобы отвезти за решетку. Когда его запихивают на заднее сиденье, я слышу:

— Не забудьте мигалку зажечь и сирену включить. Слышите?

Он машет зевакам, как маршал на параде, и машина отъезжает. Без мигалки и без сирены. Никаких почестей.

Люди глазеют и перешептываются; две девчонки смеются. Это младшие сестренки Тома Кита; от вида их розовых нарядов и пластиковых туфелек меня тошнит. Показываю им «фак». Чья-то мамаша укоряет: