Мария Метлицкая - Черно-белая жизнь [сборник litres]

Все возлюбленные матери были нищими, несчастными и пьющими. Правда, с налетом таланта – художник, фотограф, краснодеревщик.

Она страстно хотела уюта и семьи, а получалось наоборот. На уют вечно не было денег и не хватало таланта – она не была хозяйкой, ее несчастная мать. Да и претенденты на сердце были какими-то неприкаянными, несемейными, аскетичными в быту.

Заведя очередного «мужа», она принималась хлопотать: вешать новые шторы, разводить на подоконнике цветы, штудировать кулинарные книги.

Но из этой затеи ничего не получалось: шторы оказывались короткими или узкими и совершенно не попадали в цвет всему остальному. Цветы мать заливала – они тут же тонули и гнили. А элементарные блюда, простейшие для каждой хозяйки, оказывались либо пересоленными, либо подгоревшими.

Леле было жалко мать. Но себя она тоже жалела. И уже тогда, в детстве, лет в десять, она твердо решила: «Так у меня никогда не будет! Никогда-никогда! У меня будет один муж на всю жизнь. Самая уютная и красивая квартира. Я научусь печь пироги, чтобы по дому плыли запахи счастья и дома. И у меня – вот это сто процентов! – будет самый счастливый ребенок!

А что нужно для всего этого? Многое. Во-первых, я должна быть привлекательной, чтобы обаять лучшего и самого красивого мужчину, от которого родится красивый и здоровый ребенок. Во-вторых, чтобы не считать копейки и ни от кого не зависеть, я должна получить хорошее образование и уверенность в завтрашнем дне. Ну и по мелочи – например, научиться готовить». Учиться ей было не у кого, но для этого есть кулинарные курсы.

Лет в четырнадцать Леля изложила все любимому деду, и он долго смеялся. Она даже обиделась. Спросила: «Не веришь?»

Он отсмеялся, вытер слезы и помотал головой: «Что ты, Лелька! Конечно же, верю! Ты у меня о-го-го! Единственная моя надежда».

Это была правда – дед любил ее больше всех. Больше, чем своих детей, нелепую дочь и совсем непутевого сына. И кажется, больше, чем свою обожаемую Дусю.

Дед Семен был из дельцов. Раньше говорили: спекулянт, деловарь, деляга. Позже появилось модное слово «бизнесмен».

Перед самой смертью, когда уже наступили новые времена, дед часто вздыхал: «Ох, мне бы сейчас лет тридцать и здоровья! Вот бы я развернулся! Вот бы дел наворочал! А в мое время, Лель? Всю жизнь ждал звонка в дверь… спасло только то, что я знал меру, не зарывался. И они все знали, Лель!»

Дед Семен всю жизнь тихохонько просидел в скромной будочке под названием «Граверная» на Преображенском рынке. Сам рынок был грязноватый, бедный, словно временно и наспех сколоченный. И торговцы там стояли убогие – бабки и дедки, тащившие на продажу всякую мелочь. Будочка деда тоже была завалящей – маленький деревянный домик в одно окошко. Дед назывался просто и скромно – гравер. Надписи на вазочках, на подарочных часах, на тарелках и чашках. Золотом и серебром. Что оставалось? Да пыль! Вот именно – пыль. Серебряная и золотая. Как он говорил, «прилипло немного, внученька! Пойдем посидим в «Метрополе»?» Из этой пыли и «вырастали» и «Жигули», и скромная квартиренка в Орехове, подаренная внучке на свадьбу. И сама свадьба, пышная, купеческая, в дорогом ресторане – так захотел дед, и Леля не посмела ему перечить. Муж возражал, но она настояла: светлая мечта деда, куда деваться? Из этой же пыли материализовались и путевка в Болгарию, в свадебное путешествие, и золотые сережки с бриллиантами на тридцатилетие.

Скорее всего, дед занимался еще кое-чем. Приезжая к нему (как правило, за деньгами), Леля видела странных людей, заходивших в будочку, – они воровато и тревожно оглядывались и плотно прикрывали за собой шаткую дверь. В руках незнакомцы держали свертки или раздутые портфели. Что там лежало – бог весть.

Часто в дедовом доме появлялись старинные вещи – украшения, которые он дарил ненаглядной жене, старинное серебро, фарфоровые вазы, потертые и тонкие ковры или лоснящиеся, словно масляные, шкурки соболя или норки.

Честно признаться, деда своего она немножко стеснялась: некрасивый, маленький, кривоногий и пучеглазый старик, который смешно картавил и цыкал золотой фиксой.

Остряк – это да. Сам над собой посмеивался: «Я из биндюжников, Лелька! Из самых простых – папаша мой был грузчиком, а мамаша прачкой. Жили мы в страшной нищете: многодетные, шумливые и вечно голодные. Все братья здоровые, я один хилый. Зато самый умный! Все в мозг! Вот тогда я и решил: буду богатым! Ну, богатым не стал, а вот зажиточным – да. И в жены взял королеву, – гордо добавлял дед. – Ну кто красивее нашей Дуси?»