Мария Метлицкая - Черно-белая жизнь [сборник litres]

Даша была очень живой, смешливой, кокетливой и загадочной. Приехала она из города Урюпинска. Лагутин тогда удивился – он был уверен, что городок этот вымышленный, имя нарицательное для обозначения глухой провинции и всего, что к этому прилагается. Городок этот, кстати, оказался древним, казачьим и стоящим на известной реке Хопер.

Как получилось, что красавица Даша обратила внимание на Алексея Лагутина? Чудеса, да и только. Он был сдержанным, молчаливым, довольно хмурым, совершенно некомпанейским парнем. Наверное, он тоже показался ей загадочным, этот Лагутин.

Все вились вокруг хорошенькой Даши, отпускали ей комплименты, подкладывали в сумку шоколадки, оставляли записочки с приглашением на свидания. А Лагутин был в стороне. Конечно, и ему она нравилась, да еще как. Но он был несмел и неопытен в отношениях с девушками, суров из-за рано выпавших испытаний, замкнут от одиночества и вообще имел кучу комплексов. К тому же у него совсем не было денег – ни в кафе с девушкой, ни в театр. Нет, он, конечно, подрабатывал, а как же. Разгружал вагоны на Рижском вокзале, позже занимался репетиторством – подтягивал по математике балбесов-школьников. Плюс стипендия. Но все равно было мало – хватало только на скромную жизнь. Его ровесники жили в семьях и не думали о хлебе насущном – получали от родителей «на карман» и были беззаботны, как и положено в этом прекрасном возрасте. Лагутин же на четвертом курсе писал курсовые за лоботрясов и три раза в неделю по ночам разгружал машины в булочной по соседству – таскал тяжелые деревянные поддоны с еще теплым, невозможно вкусно пахнущим хлебом. От помощи отца он отказался сразу. Брать у него деньги? Нет, никогда. Он искренне считал его предателем. Даже на памятник матери деньги не взял – объявил, что справится сам. Так и вышло – скопил. Памятник вышел неважный – невысокий, недорогого серого гранита, с бюджетным керамическим медальоном – смету урезали и экономили на всем. Лагутин мечтал, что, когда встанет на ноги, поставит такой, какой надо.

Закрутилось у них с Дашей случайно – на предновогодней вечеринке в квартире у одногруппника. В большой, просторной и богатой квартире собралась почти вся группа, за исключением самых некрасивых девиц-ботаничек. Кому они нужны, да и зачем? На журнальном столике в гостиной в изобилии стояли заграничные пузатые бутылки с шотландским виски, французским коньяком и итальянским вином. По-студенчески были нарезаны сыр и колбаса, правда, тоже не простые, а заграничные – узенькие палочки перченой салями, камамбер с плотной, словно картонной, корочкой, издающий неаппетитный запах и нежнейший, словно сметана, на вкус. Хозяин квартиры небрежно бросил:

– Да предки привезли из Финляндии.

Конечно, было плотно накурено – хоть вешай топор. Свет был притушен, и сцепившиеся в танце парочки бестолково и забавно, словно нанайские мальчики, толкались на пятачке в середине комнаты.

Гостеприимный хозяин обхаживал Дашу и не думал этого скрывать. Угощал сигаретами с ментолом, немыслимым шоколадом с миндальными орехами и зазывал в свою комнату – продемонстрировать диски.

Даша мотала головой и отсмеивалась – было видно, что этот дешевый понтярщик смертельно ей надоел.

Лагутин курил на кухне и смотрел в окно. Он почти не пил – просто не любил, и всё, это у него от отца – и думал, как поскорее свалить. Надоел выпендреж этот кошмарный, разговоры про джинсы и диски, музыка, страстный шепот, душные запахи крепкого молодого пота от возбуждения, цветочных, душных духов и, конечно, спиртного. Ему было скучно. Даша подошла к нему сзади и тихо сказала в спину:

– Леш, как же мне надоело! Может, уйдем?

Он вздрогнул, обернулся, увидел ее синие бездонные глаза и смущенно забормотал:

– Да-да, конечно.

Он помнил, как у него дрожали руки. Они быстро оделись и незаметно выскочили за дверь.

На улице было чудесно – свежо, морозно, бело, а еще торжественно и тихо. Преддверие Нового года. По тихой улице медленно – гололед – скользили машины.

Даша взяла его за руку, и, ничего не обсуждая, они молча пошли вперед. А руки по-прежнему предательски дрожали, и он страшно боялся, что она это может заметить.

Наконец Даша объявила, что страшно замерзла и ей очень хочется горячего чаю.

– Где? – растерянно пробормотал Лагутин. – Где же найти сейчас этот дурацкий чай? Все же закрыто!

– Не все! – улыбнулась она. – А вокзалы?

Он смутился: болван, недотепа, не сообразил. Недалеко был Белорусский, и они дошли до него минут за двадцать. Там и вправду работали какие-то прилавки, где продавали чай, бутерброды и булочки.