Мария Метлицкая - Черно-белая жизнь [сборник litres]

Упрекнув себя в черствости, она принялась его успокаивать и утешать, без конца повторяя, что речь идет о каких-нибудь трех или четырех днях. «Витя! Ну уж как-нибудь, а?»

Врала. Конечно, врала, ложь во спасение. Прекрасно понимала: какие там три или четыре? Недели две, и это в лучшем случае! А то и… Уже понимала: дела в Москве складывались очень серьезные.

В общем, начали собираться. Такси должно было приехать после обеда.

Леля поговорила с врачом, распрощалась с медсестрами и санитарками, сверили чеки по оплатам.

Из беседы с лечащим врачом поняла: консультации раз в неделю, а там, скорее всего, еще один курс… Еще раз придется ложиться, и не менее чем на две недели.

Вышла расстроенная – снова деньги, проклятые деньги!

И утвердилась в правильности решения: в Москву надо ехать незамедлительно. Точка.

На пороге палаты неожиданно возникла Галочка, хотя договаривались, что ждать их она будет дома.

«Приехала помочь», – объяснила она и действительно принялась помогать. Леля смотрела, как быстро мелькают Галочкины ловкие и умелые руки: поправила повязку, помогла надеть свитер и брюки, уточнила, все ли лекарства есть с собой, Леля вообще про это забыла.

В квартире – Леля снова удивилась – было все подготовлено. Спальня хозяйки отдана в распоряжение гостя, кровать застелена свежим бельем, на тумбочке минералка и чашка, торшер подвинут ровно настолько, чтобы было удобно читать. Воздух свежий, форточка была приоткрыта.

– Ну? И как тебе? – с улыбкой спросила Леля у мужа. – Галочка наша – просто находка! Везение и неоценимая помощь! Ну правда ведь, а?

Виктор скупо кивнул и попросил перекусить.

Тут же были разогреты и поданы куриный суп и мясное суфле.

Съел он все это с большим удовольствием, удивившись, что «такое откровенно диетическое» может быть вкусным.

Леля и Галочка переглянулись и выдохнули.

Виктор лег, блаженно прикрыл глаза, проговорив:

– Нет запаха больницы! Как это здорово!

Леля тихо вышла из комнаты, прикрыла дверь и подумала: «Все я сделала правильно. Галочка умница! Ох как же нам повезло!»

Теперь с совершенно спокойным сердцем можно ехать в Москву, чтобы решать все дела. Разруливать. Приводить в порядок. Зарабатывать деньги для дочери и для мужа, своих самых любимых и самых родных. Может быть, это и есть пресловутое женское счастье?

Самой стало смешно.

Улетала Леля тем же вечером, совсем поздно, почти в ночь.

В самолете почувствовала такую усталость, что тут же закрыла глаза, предварительно объяснив стюардессе, что будить ее не надо – ни на перекус, ни на что прочее. Только по прилете, строго за десять минут.

Так все и вышло, правда, проснулась сама, как только услышала призыв пристегнуть ремни.

В Москве уже вовсю лежал снег – огромные сугробы вдоль шоссе были похожи на уснувших белых медведей. Помощник Вова, встретивший ее, без остановки, с каким-то садистским упоением вещал про «дикие, страшные, Лариса Александровна, проблемы» и наконец выдал всю горькую правду.

Нервы сдали, и она потребовала, чтобы он замолчал.

Вова обиженно хмыкнул и еще крепче вцепился в руль.

Так и доехали молча. У дома она сухо кивнула и отказалась от предложения донести чемодан.

Вова пробовал возражать:

– Как это вы, Лариса Александровна, сами?

– Я всегда сама! – ответила она. – А ты не заметил? – И быстро зашла в подъезд, не дожидаясь ответа.

Дома было хорошо. Нет, дома было замечательно! Леля включила все люстры, все торшеры и бра и долго ходила по комнатам, любуясь любимой квартирой.

Ах, как же было уютно, красиво, тепло и душевно! Свой дом!

Потом она пила чай на кухне, найдя в шкафчике немолодое, почти каменное овсяное печенье, намазав его сверху земляничным вареньем – спасибо домработнице Соне, как пригодилось! После чая отправилась в душ и долго стояла под сильной струей горячей воды – тоже счастье, да какое! В собственной ванной!

Легла, когда на часах уже было почти семь утра и за окном чуть – чуть, почти неслышно, стал пробиваться пока еще мутный и слабый рассвет. До настоящего было еще далеко – что делать, ноябрь!

Проснулась в десять, бодрая, полная сил. Выпив кофе с остатками печенья, накрасилась, быстро оделась в рабочий костюм: юбка, пиджак, светлая блузка. От «цивильного» она отвыкла – брюки, джинсы, свитера и кроссовки были одеждой последних тяжелых месяцев. Главный девиз – удобство, не до красоты.

Соне решила не звонить: как-нибудь сама разберется, обед ей не нужен, продукты купит по дороге с работы.