Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

— Эй, Якоб! — услышал вдруг за своей спиной.

Он обернулся и посмотрел на лица своих товарищей: заносчивая улыбка Бергемана, красные от возбуждения щеки Петцинга, опущенный к полу взгляд Штриглера.

— Что вам от меня нужно? — с трудом сдерживая себя, тихо спросил Якоб.

— Смотри, — сказал Бергеман и помахал в воздухе желтоватым письмом, — кажется, эта как раз подойдет для тебя. Бухгалтерша. Зовут Хельгой и живет совсем рядом.

— Если она бухгалтерша, — желчно проворчал Якоб, — то, скорее всего, она подойдет тебе.

— Почему же это мне? — спросил Бергеман, не меняя выражения лица.

— Чтобы вести строгий учет в твоем бумажном гареме.

В какой-то миг лицо Штриглера передернулось. Якобу показалось, что он хихикнул.

«Но даже если и так, — подумал унтер-офицер, — он все равно не на моей стороне».

— Значит, ты отказываешься? — спросил Бергеман.

— Отказываюсь, — буркнул Якоб, — мне и своих хватает!

При этих словах Бергеман улыбнулся, и унтер-офицер понял почему. В то время как ефрейтор получал письма целыми пачками (вчера — три, позавчера — семь, и, кроме того, мать чуть ли не ежедневно присылала ему какой-нибудь перевязанный сверточек), Якоб вот уже несколько недель ждал одного-единственного письмеца.

— Ну ясно, — заметил Бергеман, — кое-кто купается в письмах, а другие лишь ждут их. Но что касается…

— Пошел ты к черту! — зло отрезал Якоб.

— Шуток не понимаешь, мой дорогой унтер-офицер.

— Я-то их понимаю.

— С письмами — тоже шутка.

— Твое объявление в журнале, Бергеман, можно рассматривать как подлость!

— Только не строй из себя праведника, — сказал ефрейтор, и в глазах его промелькнула злоба. — Социализм от такой ерунды наверняка не развалится, да и силу армии этим не подорвешь. Так что не очень-то задавайся. В конце концов мы в роте не на плохом счету. И потом, я давно уже хотел тебе сказать: до твоего прихода у нас в подразделении царили мир и согласие, по крайней мере, жили мы весело, коллектив спаянный у нас был.

Унтер-офицер Якоб Тесен все же вышел из комнаты. В длинном коридоре стояла тишина, как и всегда в послеобеденное время. Около лестницы за столом сидел дежурный по роте: сегодня дежурил фельдфебель. Он сонно откинулся на спинку стула.

— Куда? — спросил он Якоба, когда тот проходил мимо.

— Подышать свежим воздухом.

— Недурно! Если бы я мог, тоже пошел бы с тобой.

Якоб понимающе кивнул головой, сказал в ответ что-то банальное и уже через минуту не мог вспомнить, что именно. Он спустился по каменной лестнице. Его шаги глухо отражались от белых кафельных стен.

«И все-таки ты осел, — ругал он себя, — огромный, длинноухий, беззубый осел». Выходя из здания, он думал о том, как найти выход из неудобного положения, в котором он оказался.

Широкой гладью перед ним простиралось море. Воздух был свеж и пропитан запахом соли и водорослей. Около забора Якоб снова наткнулся на вчерашнего мальчугана.

— Что, малыш, никак не расстанешься со своей смешной бутылкой?

— Меня зовут Олаф, — серьезным тоном ответил мальчик.

Он стоял в воде по самые голенища своих белых резиновых сапожек и внимательно рассматривал рябое дно у своих ног.

— Зачем тебе эта бутылка?

— Я буду держать в ней рыбок.

— А как ты собираешься их наловить? — поинтересовался Якоб.

— Руками… — ответил мальчик. — А разве так нельзя?

— Нет, — возразил Якоб, — руками ты ничего не поймаешь. И вообще здесь рыбок нет: тут очень мелко. Но я могу дать тебе хороший совет: выходи-ка ты побыстрее из воды, она еще слишком холодная.

— А что, если мне все-таки попробовать?

— Получишь насморк, а потом мать будет тебя ругать.

Мальчик не двигался с места.

— Не будет она меня ругать: ее ведь здесь нет.

Якоб пожал плечами:

— Ну, значит, кто-нибудь другой отругает.

— Старшая сестра, что ли?

— Может быть, и старшая сестра.

Мальчик оторвал свой взгляд от воды и выпрямился:

— А ты меня не выдашь?

Якоб замотал головой:

— Вот еще! Я даже не знаю, где ты живешь.

— Вон там я живу, — ответил малыш, и его худенькая рука указала в сторону от пляжа, туда, где за матово-зелеными дюнами в излучине бухты прилепилось несколько домиков с камышовыми крышами. — Но только ты туда не ходи.

— Друзей я не предаю, — кивнул головой Якоб.

— Честное слово?

— Даю слово воина. Раз ты живешь у старшей сестры, значит, ты не отсюда?

Мальчик вытер мокрые руки о свои темные шорты.