Клаудио Магрис - Дунай

Грильпарцер тоже написал драму о государственной необходимости — «Еврейка из Толедо». В ней испанские гранды решают убить Рахель, прекрасную демоническую любовницу короля Кастилии, которая держит его в плену страсти, парализовав королевство, которому угрожает нашествие врагов, войны, убийство и разрушение. Однако Грильпарцер противопоставляет, как сказал бы Макс Вебер, этику убеждения этике ответственности, доказывая обоснованность и той и другой и не жертвуя одной ради другой, но при этом не улаживая конфликта между ними, который представляется безвыходным и оттого трагичным. Убившие Рахель испанские гранды стремятся «к добру, а не к справедливости»; они полагают, что исполнили свой долг по отношению к государству, но не полагают, что это делает их поступок менее преступным и оправдывает нарушение общечеловеческих заповедей. Они признают себя виновными, убийцами и просят прощения у далекого таинственного Бога.

Неизбежность случившегося (а они считают случившееся неизбежным) не означает оправдания или невинности поступка; для австрийца Грильпарцера всеобщая история — не страшный суд, как для немца

Геббеля. Нравственное суждение о мире не равно тому, что в мире происходит, факты не равны их значению, то, что есть, не равно тому, что должно быть. Гегелевской идентификации действительности и рациональности австрийская цивилизация противопоставляет разрыв между ними, понимание того, что все всегда могло произойти иначе, что история имеет сослагательное наклонение, противопоставляет ироничное отсутствие; самодержец в драмах Грильпарцера отсутствует или несостоятелен, честно говоря, его нет, его можно только попытаться изобразить, да и то не вполне убедительно.

Этот урок преподали миру австрийцы. В Штраубинге родился Шиканедер, написавший либретто к «Волшебной флейте», поэт венской сказочной народной комедии, прихотливо разрушающей всякую действительность, чтобы выдумать другую, более вероятную действительность, чтобы противопоставить пафосу объекта, большому колесу, прокатившемуся по Агнес Бернауэр, трели и шорох перьев Папагено и Папагены, от которых даже Зарастро не требует, чтобы они отказались от самих себя, от своей любви, чтобы перестали скакать и прыгать.

Каждый год на Пятидесятницу по горе Богенберг проходит процессия; из Хольцкирхена в Боген семьдесят пять километров пешие крестьяне несут, сменяя друг друга, две свечи высотой тринадцать метров. Пилигримы пересекают баварский лес, который чуть поодаль превращается в богемский лес — лес Штифтера; здесь царит вековой покой, здесь, подобно приходящим и уходящим временам года, жили и умирали поколения людей, здесь все дышит вековой богобоязненностью. Раньше, когда здесь срубали дерево, баварские лесники снимали шапки и молили Бога даровать ему вечный покой. К дереву здесь испытывают религиозное чувство: из-за того, что оно расцветает, а потом стареет, люди относятся к нему как к брату. Ни одно живое существо не может не быть охвачено искуплением или стерто из вечности; подобно персонажам Зингера, мы обязаны прочесть каддиш, поминальную молитву, по умирающей бабочке и по падающему листу.

У баварских лесов были свои пророки, Waldpropheten, вроде Мюльхиазля, жившего при Виндбергском монастыре около 1800 года и пророчествовавшего об апокалипсисе и о возрождении в новом мире. В 1934 году в этом монастыре в течение недели укрывался Адольф Эйхман, чтобы пройти нечто вроде духовного очищения. Как сообщает Трост, в книге гостей до сих пор можно прочесть написанные рукой Эйхмана слова благодарности за приют и гостеприимство, за глубокие переживания и за трогательную привязанность. «Treue um Treue» [46] «Верность за верность» (нем.). , — записал Эйхман в монастырской книге 7 мая 1934 года. Технократ массовых убийств любил размышление, внутреннюю сосредоточенность, мир лесов и, возможно, молитву.

На фотографиях видны жирные затылки, трясущиеся от смеха двойные подбородки, раздутые, словно бурдюки, животы, свиные рыла, потные от безостановочного потребления пива и от хохота. Понятно, отчего бог пьянства Дионис может быть только богом вина, а не пива. На снимках — встреча в Пепельную среду в Вильсхофене, расположенном в Нижней Баварии, — политическое собрание, уходящее корнями к проводившимся на протяжении веков ярмаркам и рынкам скота. На этом народном празднике, некогда связанном с крестьянским миром, а с недавнего времени частично перенесенном в Зал Нибелунгов в Пассау, победу празднует Христианско-социалистический союз, а вместе с ним и Франц Йозеф Штраус, у которого с точки зрения физиогномики есть все задатки для того, чтобы пробиться наверх: полная жизненной силы, бьющая через край смесь — пот, исключительное политическое чутье (превращающее его в лидера международного уровня), пошлость, энергия и плебейско- реакционная демагогия. До 1957 года Вильсхофен был не столько площадкой Штрауса и ХСС, сколько «Bayernpartei», Баварской партии, и ее рычаще-мычащего лидера Йозефа Баумгартнера. Как пишет Карл Амери, Баварская партия еще была по-настоящему связана с популистской, сельской, религиозной традицией, которую она выражала и которая более столетия являлась альтернативой просветительско-либеральным силам, приведенным в начале XIX века к власти выдающимся министром фон Монжелой.