Клаудио Магрис - Дунай

Сердце нуждается в esprit de géometrie [39] Дух геометрии (фр.). , как в доказательстве теоремы. Царство видимого измеряют угольником и компасом, кривая судьбы открывается взгляду благодаря системе абсцисс и ординат, в которую она помещена. Лишь точная разведка видимого позволяет добраться до его границ и заглянуть дальше — туда, откуда исходят сияние Маддалены и молчание Франчески. Проистекающие из тайного источника свет и молчание, как и все запредельное и невидимое, отличаются четкостью и геометричностью, не терпят смешения с неясной массой. Геометрия этого света способна подарить порядок и пронзительную ясность целой жизни, а не только серии уравнений. Пора бы Джиджи и Амедео прощаться с охранником, не стоит заставлять Маддалену так долго ждать.

Подобно именам средневековых хронистов, имя деятельной писательницы неизменно сопровождается упоминанием ее родного города, имя и топоним словно составляют одно слово. Марилуизафляйссеризинголынтадта крепко привязана своими корнями, хотя эта связь и окрашена бунтом, к баварскому городу, прославившемуся военной доблестью, сохранившей девственность крепостью, которую осаждали бесчисленное множество раз и ни разу не взяли, городу, в котором в наши дни начинается доходящий до Триеста торжественно открытый нефтепровод.

Ингольштадт — город воинской доблести, начиная со штурма, осуществленного Густавом Адольфом в 1632 году, и кончая смертью Тилли, великого французского генерала, прославившегося участием в Тридцатилетней войне; начиная со знаменитой крепости, в которой во время Первой мировой содержались в плену Де Голль и маршал Тухачевский, и кончая сегодняшним знаменитым училищем военных строителей (которых в городе называли саперами). Саперам из Ингольштадта посвящена драма, написанная Мари- луизой Фляйссер в 1928-1929-м (и переработанная в 1968 году): драма вызвала громкий скандал и привела к тому, что Фляйссер, как нередко бывает с авторами, рисующими провинциальный мирок без должной слащавости, была отвергнута и осмеяна местным общественным мнением.

Как и другая, еще более значимая драма «Чистилище в Ингольштадте» и как все ее творчество, драма «Саперы из Ингольштадта» со скупой выразительностью повествует об удушающем насилии провинциальной жизни, о том, как тяжело в этой жизни и в этом обществе человеку, особенно женщине, чей крик боли и восстания постоянно звучит в произведениях Фляйссер — пронзительно, как голоса чаек, которые этим вечером кричат в темноте над рекой.

Марилуиза Фляйссер, которую Бруно Франк назвал «прекраснейшей грудью Миттель-Европы», пережила на собственном опыте и описала удушающее, угнетенное положение женщины; столкнувшись с насилием, она сумела восстать против него, путь даже ее восстание не было лишено противоречий и определенной патетики, сумела преодолеть его в своем эпическом творчестве. Фляйссер стала честным голосом всех находящихся в подчиненном положении женщин и даже рисковала быть сломленной, но она сумела подняться выше, создать в своих произведениях верный и узнаваемый портрет женской судьбы. Написанные ей страницы, особенно драматургия, отличаются сухой реалистичной точностью, которая сочетается с полнокровным народным натурализмом и с пророческой силой. Брехт, который помог Фляйссер войти в живший бурной жизнью берлинский мир и привел ее к славе, справедливо рассматривал ее как пример народной, истинно реалистичной литературы, свободной и от реалистических штампов, и от простонародной окраски; по мнению Брехта, только такая литература подходит Германии, благодаря этим качествам после долгого забвения имя Фляйссер недавно открыли заново.

Встреча с Брехтом оказалась для писательницы интеллектуальной удачей и, вероятно, экзистенциальной неудачей. В любовных отношениях с Брехтом (Фляйссер в какой-то момент ощутила острую потребность порвать с ним) она пережила и испытала на себе потребительское отношение со стороны мужчины и подчиненное положение женщины, которые она клеймила в своих произведениях, навязанное смешение товарищества и повиновения, культуры и сексуальности, животной преданности и животного бунта, который исключает равенство и в гневном протесте априори принимает неизбежность насилия над женщиной со стороны мужчины. Фляйссер писала, что Брехт потреблял людей и ей не удалось избавиться от роли предмета потребления.