Клаудио Магрис - Дунай

Так протекает непростая и напряженная литературная жизнь, которая отмечена искренностью и скрытностью и над которой постоянно нависает угроза преследований. Центры немецкоязычной литературы (помимо Будапешта, где располагаются самые влиятельные издательства и редакции журналов) — Банат, то есть территория вокруг Тимишоары, и Зибенбюрген, то есть Трансильвания, — Брашов (Кронштадт), Сибиу (Германштадт) и Клуж (Клаузенбург). Цветущим центром немецкой культуры была габсбургская Буковина — родина фон Реццори, Маргула-Шпербера, великого и запредельного Пауля Целана, но сегодня столица Буковины Черновцы относится к Советскому Союзу.

Если в Воеводине осталось всего четыре-пять тысяч немцев, в Румынии, то есть в Банате и в Зибенбюргене, немецкая культура до сих пор живет и развивается. Между 1944 и 1984 годом увидели свет свыше сотни литературных произведений, набирает силу лирическая поэзия на диалекте. Николаус Бервангер, чрезвычайно деятельный лидер румынских немцев, недавно перебравшийся в ФРГ, несколько лет назад говорил о необходимости писать на «эсперанто-самиздате»: истинная поэзия должна быть подпольной, тайной, скрытой, как запрещенные голоса несогласных, и в то же время обращаться ко всем. Роль лидера погубила Бервангера, подтолкнув к принадлежащему всем и никому в отдельности эсперанто; зато рассказы Герты Мюллер из книги «Низины», простые и сложные, как течение лет, обладают жизненной правдой самиздата, поэтического слова, которое не может быть официальным. Как и многие авторы из Баната, писавшие до нее, Герта Мюллер рассказывает о жизни в деревне, но ее деревня — мир отсутствия, а не присутствия; блеклые существительные, выстраивающиеся в бессмысленные последовательности в лишенных предиката фразах, повествуют об удушающей чуждости мира и о чуждости человека самому себе.

Герта Мюллер, многим обязанная новой деревенской литературе отчуждения, расцвет которой в Австрии связан с именами Бернхардта, Хандке и Иннерхофе- ра, по-своему развивает эту радикальную тенденцию, отличающуюся обостренной отзывчивостью и мрачным настроением. Однако в своих теоретических построениях Мюллер, как и писатели, на которых она ориентировалась, порой впадает в несколько высокомерную банальность. Сегодня, когда румынские немцы сталкиваются с жестким политическим давлением, Герта Мюллер также вынуждена молчать.

Ощущающий постоянную угрозу румынский немецкоязычный писатель терзается из-за оторванности от родины, раздвоенности и кризиса личности, которые способствуют рождению поэзии. Отрезанный от немецкого мира, он описывает румынскую действительность чужим для нее языком; впрочем, если он эмигрирует в Германию, то есть выберет исход, он окажется в (западнонемецкой) стране, совсем непохожей на его собственную (в некотором смысле в менее «немецкой» стране), и будет по-прежнему писать о покинутой родине, которая с ходом лет изменится и тоже станет ему чужой. Порой тяжесть этой трагедии оказывается невыносимой; Рольф Боссерт, молодой поэт, с которым я познакомился в Бухаресте в то время, когда он ждал разрешения на выезд, сумел уехать, сбросить свинцовую мантию, а через несколько месяцев в ФРГ, где он обрел свободу и даже завоевал успех, покончил с собой.

Панорама румынской немецкоязычной литературы свидетельствует о том, что представители немецкой общины живут очень по-разному, а значит, живут в разное время, потому что жить в разных условиях, с разным ощущением означает жить в разное время. Общество культуры банатских немцев, ставшее частью

Румынской республики и социалистической идеологии, носит имя Адама Мюллера-Гуттенбрунна, писателя XIX века, отстаивавшего самоценность банатских немцев, боровшегося против мадьяризации и нередко занимавшего откровенно националистическую позицию. В 1848 году банатские швабы, как и трансильванские саксонцы, не знали, как быть, не понимали, кто они такие. Обычно лояльные к Габсбургам, жившие в окружении мадьяров, они столкнулись с объективной угрозой (после Компромисса угроза эта стала очевидной) со стороны венгров, то есть своих противников. Однако, например в Бела-Цркве, волнения 1848 года привели к настоящим военным столкновениям между немцами и сербами, осадившими и в конце концов взявшими город; сражаясь против сербов, «дунайские швабы» встали на сторону венгров, восставших против Австрии, поскольку сербы конфликтовали с мадьярами и были союзниками Вены.