Борис Екимов - Старый дом

Все это — с полей войны, из блиндажей да окопов, которые рядом. Слава богу, хоть такая одежка. Голяком не будешь пахать, сеять, за скотиной ходить. Иногда за труды, к празднику, на общем собрании кого-то награждали за ударный труд «отрезом штанной материи — на юбку» или «на кофту». Такие вот мысли над сумкой с вещами ненужными.

Повздыхали мы, прошлое вспоминая, но содержимое сумки все же распределили.

— Свитера и платье в Иловлю передам, племяннице. Семья там большая, — рассудила Катерина. — А кофту сама буду носить. Тепленькая… И красивая, — призналась она, смущаясь.

Время прошло. Нет уже Катерины, милого человека, которая была душой этого дома, привечая гостей. Теперь дом опустел и остыл без ее живого тепла. И сюда уже не хочется ехать.

Потому и прощаюсь: хожу да брожу по дому, все разглядывая да обглядывая, словно впервой.

Кухонный стол, табуретки, низкая скамеечка, чтобы возле печного зева не вприсядку, а удобно сидеть, затапливая печь да дровишки подкладывая. Легкая скамеечка, но прочная: не качнется, не скрипнет, как и все изделье хуторского плотника Трофима Кулюки. И это, считай, через век.

Гляжу я на эту простую скамеечку и вспоминаю, как у моих московских родственников раз за разом выбрасывалась, выставляясь из квартиры во двор сначала мебель простая, нашенская, а потом и модная, кажется, немецкая, не удержалась. Сменила ее мебель, сделанная на заказ в Италии.

В ту летнюю пору я гостил у родственников на даче, вдали от Москвы. Место было славное: сосновый лес, Волга, ухоженная усадьба с зеленым газоном, деревьями и морем цветов. Одних только роз — не перечесть.

И вся эта красота для троих: хлопотливая хозяйка, ее малая внучка да я — недолгий гость. Хозяин приезжал из Москвы раз в неделю, всякий раз привозя внучке гостинцы да игрушки. Но главным подарком для малышки был он сам — «мой любимый деда». Весь субботний день они проводили вдвоем, не расставаясь. Славная это была пара: большой грузный дед и малое дитя. Они — рука об руку — ходили да бродили: в соседнюю рощу, на берег Волги. Звенел и звенел голосок девочки, дед лишь поддакивал ей: «Молодец… Умница… Моя золотая…»

Вечером, провожая день, они отдыхали на большом камне-валуне, что лежал возле дома. Девочка прижималась к деду и задремывала. Но уходить не хотела.

В день воскресный они расставались со слезами: «Не уезжай, дедушка… Не уезжай…»

Уезжать дедушке, конечно, не хотелось, но — работа… В ту пору он уже получал довольно большую пенсию и, вдобавок, неплохой запас имел на безбедную старость. Но… «Деньги большие пошли», — признавался он.

Как раз в эту пору заказали мебель в Италии: красивые кресла, диван, спальня и прочее.

Какое-то особое дерево, натуральная кожа. А еще — в Испании дом купили. Все это, конечно, недешево обходилось.

Но скажите, где и за какие деньги можно купить лучистое сияние любящих детских глаз, тепло хрупкого тельца, к тебе приникшего?.. Все это могло быть, изо дня в день, из часа в час, но мимо прошло и никогда не вернется.

Нынче эта девочка уже повзрослела, учится в седьмом классе, с дедом и бабушкой видится редко. Она даже летом не хочет к ним на дачу ехать, хотя там лес, Волга, зелень, цветы. «Какая-то клизма выросла», — жалуется дед.

Нынешние письмена мои — вовсе не ворчанье старого человека в печали о прошлом. Слава Богу, войны нет. А значит, и горького сиротства.

Но не пришло ли сиротство иное?

Разговариваю по телефону с внуком, справляюсь:

— Папа дома?

— Нет. Еще на работе.

А на часах — восемь. Стемнело по-осеннему. Приедет усталый. Поужинает и — спать.

Товарищ мой жалуется на своего сына:

— Разве это жизнь? К восьми на работу уезжает; ночью, в десять, в одиннадцать возвращается. Выходные — тоже на работе. В отпуске три года не был. Я его ругаю: «Дети у тебя растут. А ты их не видишь. Разве так можно?» Он мне в ответ: «Я для них и работаю. Стараюсь, чтобы не хуже других…»

Конечно, хочется, чтобы не хуже. Особенно во времена нынешние, когда все можно купить: хорошее жилье, красивую мебель, дорогую одежду, шикарный отдых в каких-нибудь южных странах. Были бы деньги.

В поселке нашем давно уже нет для людей работы. А какая осталась, платят за нее мало. И потому все — в разбег. Один из моих соседей в Якутии трудится, другой — на Ямале. Два ли — три месяца на вахте. Короткий отдых, и снова улетели. У приятеля зять — в Питере; он — хороший сварщик, корабли строит. Песня та же: три месяца — в отъезде, неделя отдыха, в семье. Приятель хвалится: «В квартире шик-блеск навели. Новую мебель поставили».