Сергей Бардин - Рассказы тридцатилетних

Хысь похабно срифмовал последнее слово.

— Ага, послать, а внизу подписать, кто нашел, — подпел ему Женька.

— Че? Вас волнует этот мужик, что ли? — спросил Хысь.

— Да нет, — пожали мы плечами.

— Ему же наука. Их, алкашей, учить надо. Пососет хрен с месяц, от жены втык получит и в следующий раз не будет нажираться как свинья.

И так Хысь от души это сказал, со злобинкой против пьянства, что у меня отлегло от сердца. Показалось: правильно это, надо их, алкашей, маленько учить.

Ордер Хысь порвал на маленькие кусочки, а бумажник отдал Балде, чтобы тот закинул подальше. Мы вышли на дорогу и стали останавливать машины. Балда бросил бумажник и попал в дерево. Поднял его, сильно швырнул в сторону и, даже и не взглянув, куда он упал, побежал к нам. Хысь как раз останавливал такси, голосуя зажатой меж пальцев десяткой.

В ресторане Хысь меня сразил. Заставил не только бояться, но и уважать себя. Около входа толпился народ: не было мест. Хысь перекинулся парой слов со швейцаром, тот сказал очередным, будто бы у нас был заказ, и мы прошли. Свободных столиков не оказалось. Хысь пошушукался с какой-то женщиной, как потом он объяснил — завзалом, и та нас усадила за служебный. Официантка, обслуживающая нас, сразу заулыбалась Хысю, как доброму знакомому, и другие официантки, пробегая мимо нашего столика, заискивающе здоровались с Хысем.

— Что они вокруг тебя так крутятся? — поинтересовался я.

Хысь ответил просто:

— Деньги, стервы, любят!

Опьянели мы быстро. Бухала музыка, и даже одну песню — «Жулики, карманщики, воры, хулиганщики, корешок мой Сенечка и я» — ансамбль исполнил специально для нас! Нам подносили вино в пузатых графинчиках, вкусную еду на тарелочках! Женьку, меня и Валерку пригласили танцевать три… ну, такие, неопределенного возраста! Мы сидели в настоящем кабаке, а рядом был Хысь, тот самый Хысь — гроза округи, которого и сами еще недавно побаивались, а теперь он был свой «в доску», «до гроба» друг! Все это наливало ощущением удали, пахло какой-то особой, настоящей мужской жизнью, житухой на все сто, и кружило, дурманило пуще вина голову!

— Держитесь меня, я из вас людей сделаю! — говорил Хысь, хлеща себя ладошкой в грудь. — Со мной не пропадете! Я повидал, как люди жить умеют. Деньгами будете сорить, одеты будете шик-блеск. Что вы хотите иметь?!

— «Яву»!

— Ма… мафа… магнитофон!

— Казанку!

— А кто эта такая?

— Лодка!

— Будет. Все будет! И не дай бог, кто тронет вас! Вы меня знаете — горло перегрызу! Вот этими зубами вцеплюсь и кровь спущу!..

Валерка раскраснелся, хлопал глазами. Женька сиял, так и бегали в зрачках искорки. У Балды вдруг неожиданно отворялся рот, здоровенные уши, словно для того и созданные, чтоб вешать на них лапшу, налились краской.

В конце концов мы тоже стали теребить рубашки на груди и уверять Хыся в дружбе: в том духе, что за него горы готовы свернуть и головы положить…

И в тот же вечер недалеко от ресторана мы дружно избили и обобрали какого-то парня. Он попался нам навстречу, и Хысь заговорил с ним с такой злобой, будто это был его давнишний враг. Я, как, наверно, и остальные, к незнакомому парню даже ненависть почувствовал. И захотелось доказать корешу Хысю, редчайшему из людей, почти всесильному, глаза на жизнь открывшему, свою верность и преданность!

Следующим утром, которое, как водится, вечера мудренее, прошедший день виделся чуждым, будто не со мной произошедшим. Голова немного побаливала. А в теле не остыла вчерашняя одурь, неспокойствие какое-то. И вдруг неприятно пронзало воспоминание, как мы впятером — одного! И я — неужто я — раздухарился, хлестал ни в чем не виновного парня во всю прыть, часы сорвал!..

С улицы свистнули — у ворот стояли Женька и Балда. Мы крикнули Валерку, он вышел и сразу принялся рассказывать, как вчера ловко и незаметно прошмыгнул мимо матери (обычно он, когда поздно возвращался, влезал в окно). Вчетвером мы отправились к Хысю, а потом вместе — на реку. Не обошли по пути и магазин, опохмелились. И хоть от одного вида бутылок замутило, я не ударил в грязь лицом: скрепился и выпил. Потихоньку вспоминался, раскручивался вчерашний день, один подхватывал другого, и такие забавные истории выходили, что сделалось легко и просто — такая уж она есть, житуха! И снова приходили уверенность в себе, ощущение своей силы. Ходили по лугу, сбрасывали в воду пацанят. Потом пошли к кинотеатру. Женька так, ради смеха, остановил, пошмонал двух-трех пареньков. Со всеми повторялось примерно одно и то же: