Виктория Токарева - Ничем не интересуюсь, но всё знаю

На Лоре была шляпа с полями. Она постоянно придерживала ее рукой. Дул ветер и норовил сдуть шляпу.

Поезд стоял у перрона. Этот поезд должен был умчать Лору к другим берегам.

Никто не рыдал. Все относились философски: «Жила тут, теперь будет жить там. Можно съездить в гости».

Микаэла Дроздовская стояла среди провожающих, испытывала сложные чувства. Раньше она была генерал, а Лора солдат-сверхсрочник. А теперь власть переменилась. Микаэла – генерал, а Лора – штатский человек, не обязанный подчиняться и отдавать честь.

У Микаэлы в доме жила лиса в качестве домашнего животного. Вроде собаки или кошки.

Однажды Лора зашла к Микаэле в гости, скинула в прихожей дорогую верхнюю одежду на кресло. Лиса прыгнула на эту одежду и помочилась всласть. Едкий запах мочи было потом невозможно вывести. Никакая чистка не помогала. Пришлось выкинуть дорогую вещь. Это была маленькая месть Микаэлы своей подруге Лоре Гуэрра. За «Гуэрра» она и получила.

Сейчас, стоя на перроне, Микаэла щурилась от ветра. Удача повернулась к Лоре лицом, а Микаэле – зопа. Неприятно.

И был только один человек на перроне, который прощался с Лорой как с жизнью. Это был молодой сценарист по имени Игорь. Он смертно любил Лору. Следовал за ней всегда и везде. Если появлялась Лора, надо было поискать глазами – и обязательно увидишь Игоря.

Им завладела та самая любовь, которая называется «Амок». Она охватывает человека как стихия, как торнадо, как цунами. И не отступает никогда.

Лора знала об этом чувстве, как не знать. Но Игорь мог быть только в ее окружении, никак не внутри ее жизни. Мог быть только гарниром, как картошка на второе, без куска мяса.

Лора, должна быть менеджером интересной судьбы, интересной личности. Возле личности он тоже найдет себе применение. А какое применение возле картошки? Щи варить?

Поезд тронулся. Игорь не сошел. Он остался с Лорой, чтобы побыть возле нее несколько остановок. Хоть как-то отдалить расставание. А потом он сойдет с поезда, где-нибудь в Брянске, и будет добираться обратно в свою жизнь, лишенную всякого смысла.

В следующий раз мы встретились с Лорой в Риме.

Я приехала в Италию в составе туристической группы. Поездку организовал московский Союз писателей.

В такую группу обязательно внедрялся осведомитель. В народе он назывался «сорок первый». Осведомитель должен был следить, чтобы никто не сбежал и не попросил политического убежища, не компрометировал нашу социалистическую родину.

Наш «сорок первый» ходил в сандалиях и рваных носках. Из-под ремешка торчал голый палец с грязным ногтем. Итальянцы замечали, усмехались. Видимо, «сорок первому» мало платили.

В группе были поэты, драматурги. Выделялся некто Антохин – в белом плаще, образованный, загадочный, с секретом. В Москве его ждала беременная невеста.

Антохин уделял мне повышенное внимание: садился рядом, смотрел горящим взором. Все это невозможно было не заметить, но я привыкла к мужскому вниманию. Оно сопровождало меня с пятнадцати лет.

В середине поездки выяснилось, что Антохин готовил себя к побегу и таким образом отвлекал «сорок первого». Складывалась картина: Антохин влюбился, никуда не денется, надо следить за остальными.

Я позвонила Лоре, мы договорились встретиться у нее дома, в римской квартире, где она проживала со своим Тонино.

Руководителем группы был знаменитый поэт Давид Кугультинов, пожилой калмык. Его лицо – круглое, большое, в глубоких морщинах, похожих на трещины в пересохшей земле. Узкие монгольские глаза. Когда он шел по улицам, итальянцы вздрагивали и застывали на месте. Он как будто прилетел с другой планеты.

В один из дней я подошла к Давиду и сказала, что отлучусь для встречи с подругой. Он благосклонно разрешил.

Следом подошел Антохин и тоже отпросился. Его тоже отпустили.

Наша группа уезжала на очередную экскурсию.

Автобус отходил. Мы с Антохиным остались. Вся группа смотрела в окно и усмехалась. Всем было все ясно.

Автобус отъехал.

Антохин попросил меня зайти в его номер. У меня было полчаса. Я зашла.

Он тут же достал чемодан и стал складывать в него свои вещи.

– Ты что делаешь? – не поняла я.

– Я ухожу в итальянское посольство.

– Зачем?

– Просить политическое убежище.

У меня отвалилась челюсть.

– Закрой рот, – сказал Антохин.

– Может, передумаешь?

– Нет. Давно усталый раб, замыслил я побег. Еще в Москве. Я готовился.

– Давай зайдем к моей подруге. Она в Риме живет. Может, она что-то посоветует…