Виктория Токарева - Ничем не интересуюсь, но всё знаю

Вокруг стола прыгал певец, выкрикивая песню. Пел плохо. Видимо, у фестиваля не было денег, чтобы пригласить хорошего исполнителя.

«Как считывается личность», – подумала я. Когда человек поет, сразу угадывается, дурак он или умный. Интеллект заметен так же, как и отсутствие оного.

Справа от меня сидела польская актриса Барбара Брыльска. Перед ней – чистая тарелка, по бокам лежали приборы. Она не притрагивалась к еде.

Я удивилась. Спросила:

– А почему вы ничего не едите?

– Я сегодня уже обедала, – ответила Барбара.

Я поняла: актриса бережет фигуру и соблюдает режим. А наши актрисы едят, когда дают. Стол был заставлен яствами, невозможно удержаться.

Барбара сидела стройная, но заметно постаревшая. Уже не звезда. Красота осталась в прошлом, так что могла бы и поесть.

Слева от меня оказалась телеведущая Светлана. В прошлом сверкающая красавица, как и Барбара Брыльска. Сейчас просто красавица, без сверкания.

Я знаю, что ее бросил муж, ушел к двадцатилетней. Это знали все. Каким-то образом люди узнают про чужие несчастья скорее, чем про удачи. Чужие удачи никого не интересуют.

Светлане – пятьдесят лет. Выглядит на тридцать пять. Она грустна и задумчива. Хотелось бы реванша, но заменить мужа некем. Хотелось бы богатея, но Березовский повесился, а Абрамович занят. И душа пуста. Для замены нужно время, и не малое. Иногда раненая душа болит по двадцать и тридцать лет.

– А я знаю, КАК я отомщу, – тихо говорит мне Света.

Я поворачиваю к ней лицо, собираюсь слушать.

– Я умру в свой час, – сообщает Света. – А потом перевоплощусь в себя же. Меня кто-то родит. Стану грудным ребенком. Буду расти. И когда мне исполнится двадцать, пойду к НЕЙ. А ей уже будет восемьдесят. Старуха с клюкой. Я встану перед ней и спрошу: «Что, съела?»

Света смотрит на меня, ожидая оценки.

– Блеск! – оценила я, хотя не поняла, сколько же лет будет мужу.

Эта легенда помогает Светлане жить, преодолевать душевную боль. Значит, пусть будет как лекарство. Но ведь это – сказка. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор» – песня нашей молодости.

Во время банкета ко мне неслышно подошел Киреев, остановился за спиной и тихо сказал:

– Спасибо…

Я кивнула. Он удалился на свое место. Его место было где-то в углу.

Я поняла: это его карма, жизненное предназначение – оставаться в углу, несмотря на высокую награду. Человек такой.

Пусть его путь будет как можно длиннее. Я украсила его дорогу как могла.

Справедливость была на стороне Михаила Пташука. Но у Пташука большое будущее, а у Киреева его нет, этого будущего. Ему досталось милосердие. На милосердие можно опереться, как на посох.

Пташук погиб через месяц. А может, раньше.

Он ехал в машине, за рулем сидела женщина. Она не справилась с управлением и выкрутила на встречную полосу. Лоб в лоб столкнулась с газелью. Удар был такой силы, что мотор въехал в салон. Все произошло мгновенно. Удар, толчок – и темнота.

Киреев жив до сих пор. Он пожилой человек, но выглядит хорошо, на десять лет моложе.

Что можно сказать? Так бывает. Превратности судьбы.

Испытываю ли я угрызения совести перед Мишей Пташуком? Нет. Зачем ему сейчас этот осетинский приз? Там, где он находится, – свой конкурс и свое жюри. Справедливость будет восстановлена, если она существует.

С Ираклием я познакомилась еще в Советском Союзе, при Брежневе.

Дочь Брежнева, Галина, сказала однажды: «Вы еще будете вспоминать годы с Брежневым как золотые времена».

На эти слова никто не обратил внимание, тем более что Галина Леонидовна была пьяна как сапожник и выглядела не лучше.

Это было произнесено с телевизионного экрана во всеуслышание.

Все усмехнулись скептически: какие еще золотые времена? Густой бульон застоя. Диссиденты. Свирепая цензура. В стране нечем дышать, как в непроветриваемом помещении. Воняло старостью. Политбюро на трибуне мавзолея выглядело, как делегация из дома престарелых. Принаряженные старички. Долог путь во власть. Пока доберешься – весь износишься.

Инакомыслие цвело и было в моде, особенно среди творческой интеллигенции. Тем не менее книги издавались, фильмы выходили. «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда» (Анна Ахматова).

Из застойного сора взрастала великая советская литература и великое советское кино.

Начинающих писателей и кинематографистов страна тщательно отслеживала и собирала на семинары молодых талантов.