Али Смит - Лето

Спасибо, ну да, нет, все нормально, у меня все нормально, – говорит она.

У нее в кармане срабатывает телефон.

Она неуклюже тянется за ним не той рукой.

Новая эсэмэска от Роберта:

«знаю как ты паришься чё осталось мало время ну и это лучший подарок чё я смох придумать теперь у тебя вседа время будет на руках»

Она нажимает «ответить».

Но не может написать эсэмэску этой рукой – не той рукой.

Саша протягивает телефон женщине.

Не могли бы вы просто набрать пару слов для меня и нажать «отправить»? – говорит она.

Конечно. Само собой. Что написать? – говорит женщина.

Саша минуту думает.

Спасибо за исключительный сближающий опыт, – говорит она.

Женщина хохочет.

Мужчина начинает искать в интернете у себя на телефоне, как снять с кожи присуперклеенное стекло.

Затем женщина протягивает Сашин телефон с ответом, присланным Робертом:

улыбающийся смайлик рядом с грустным смайликом рядом со смайликом «средний палец».

Как с тобой такое случилось? – говорит женщина.

Саша качает головой.

Кто такой, – женщина косится на экран телефона, – Роберт?

Саша смотрит на штуку, превратившую ее руку в клешню чайки, птичью лапу. Саша переворачивает свою клешню, чтобы внутри стекла посыпался песок, и тот очень изящно пересыпается из первой сферы во вторую – тонкая золотая ниточка протягивается сквозь крошечное соединяющее отверстие.

Мой брат, – говорит Саша.

Время – понятие многомерное. Роберт Гринлоу только что доказал не только кривизну и многомерность времени, но и его множественную природу и доставил себе ТОТАЛЬНЫЙ КАЙФ, накрепко присоединив кусочек искривленного и многомерного времени к искривленному измерению смертной руки.

Кек.

!

В песне, которую Роберт спел бы, умей он петь, говорилось бы о том, что время – не просто что-то одно, время – это стекло и песок, оно ломкое и жидкое, хрупкое и прочное, острое и тупое, нынешнее и давнишнее, время – это до и после, гладкое и шершавое, и если попытаться устранить свою привязку ко времени, время захохочет и сдерет с тебя шкуру.

А поскольку время относительно и есть несколько разновидностей времени, сегодня время может быть моим временем и я сделаю его еще более своим, если не буду «поклоняться стяжательскому успеху в учебе», цитируя Эйнштейна. К тому же Эйнштейн и сам был отстойным школьником. То есть в его школе, когда Эйнштейну было столько же, сколько Роберту Гринлоу сейчас, Эйнштейна считали тупым. Эйнштейн! Какая позорная катастрофа!

Короче, сегодня я пойду домой, прокрадусь наверх, они об этом не узнают, и буду незримо играть там наверху в МОРЕИСТЯЗАНИЙ пока для меня не зайдет солнце: я, Роберт Гринлоу, одинокий волк, заблудший мальчик, воплощение терпеливости в точности. Будь Роберт помладше, он заломил бы спереди невидимую робингудовскую шляпу, – именно сейчас, переходя улицу напротив витрины магазина, откуда украл часы для варки яиц, но он уже старше и давным-давно перерос какого-то неудачника в невидимых шляпах. Вместо этого Роберт наклоняет голову и отворачивается – изгой Гринлоу, закутанный в свою зимнюю куртку с согревающей подкладкой из житейских насмешек. Внешне тринадцатилетний мальчик, а в душе настоящий певец (кстати, всегда на слух, врожденный талант), поющий под сурдинку балладу своего времени и времен, ведь время и времена – не одно и то же.

Книжный?

Угу.

Ибо:

на свете существует книга, о которой он лишь недавно узнал, просматривая мамину «Санди таймс», и книга эта – о времени/временах, когда Эйнштейн приезжал в Британию, особенно о времени, когда он жил в Норфолке. Роберт Гринлоу до конца не уверен, где находится Норфолк. Роберт знает, что это где-то там . Ему страшно хочется, чтобы Эйнштейн приезжал в Брайтон или куда-нибудь сюда , в окрестности. Но нигде в интернете не сказано, что Эйнштейн приезжал в Брайтон.

Хотя покатит и где угодно в Сассексе.

Уйма других городов, как подтверждает интернет, называя Лондон, Оксфорд, Кембридж, Ноттингем, Вулсторп (Вулсторп? Ведь Ньютон, родившийся там, впервые врубился в Вулсторпе насчет яблока, упавшего с дерева, там же открыл все цвета, составляющие световой спектр, в 1666 году, когда ему было двадцать четыре и он застрял у себя дома, вдали от колледжа, из-за чумной палочки), Саутгемптон, Винчестер, Кент, Котсуолдс, Суррей, Норфолк, – Эйнштейн ездил даже в Глазго (на фотографии он курит трубку), рассказывал огромной толпе об относительности, ездил в Манчестер. Но только не Сассекс, ни разу Сассекс, похоже, нигде в Сассексе никогда не ступала благая нога и не являлся кроткий лик Эйнштейна.