Рой Бедичек - Приключения техасского натуралиста

Некоторые плотоядные читатели могут поинтересоваться, можно ли в камине приготовить мясо. Что ж, когда на меня сваливается особо плотоядный гость, я жарю ему бифштекс — если, конечно, гость догадался принести с собой полуфабрикат. Пробовал запекать мясо в горячей золе. Результат был печален, что, я думаю, объясняется недостатком практики. Так что сам я стараюсь оставаться вегетарианцем и нахожу, что это нисколько не ослабляет ни моих физических сил, ни моих умственных способностей. Следовательно, можно легко обходиться без мяса.

И все же в борьбе с грязной посудой вы окажетесь на полпути к победе, если не будете откладывать ее мытье. Пользуйтесь военной стратегией. Наносите удар сразу, неожиданно и без пощады. Тот, кто проявит колебания перед грудой грязной посуды, только усугубит проблему. Остатки пищи намертво врастают в стенки кастрюли: жидкость высыхает, оставляя прочный осадок; жир густеет и спекается; забуревшая липкая масса плавленого сыра или консервированного персика окажет отчаянное сопротивление даже стальной мочалке и специальному чудо-порошку.

Получится эта книга или нет — но я уже оправдал затраченное на нее время, обретя ощущение потока времени. Улетучились спешка и суматоха. Меня больше не терзает совесть по поводу какой бы то ни было обещанной и невыполненной работы. А приятное ощущение естественного ритма жизни приходит именно от исполнения череды обязанностей, из которых состоит обычный день.

Откуда берутся осмотрительная неторопливость и спокойствие людей, живущих на природе — как первобытных, так и цивилизованных? Американских индейцев описывают как суровых, медлительных, взвешенных в речи и манерах. Техасский пионер-первопроходец, по литературным свидетельствам, говорит врастяжку и немного. (Конечно, современный-то техасец так же болтлив, как и житель любого другого штата.) Жизнь на природе не только смягчает речь, но и замедляет ее темп, что свидетельствует об успокоении нервов говорящего и о более верных его умственных реакциях.

А все потому, что природа сама по себе нетороплива. Девяносто девять из ста процессов, происходящих в ней, совершаются постепенно. Нам некогда это осознать. Из сотен примеров приведу один из самых вопиющих: подавляющая часть городского населения упускает возможность начать свой день в волшебные минуты безмолвного, глубокого, неспешного приготовления небес к выходу солнца!

Я глядел на обнесенный изгородью участок в двести акров [1] Восемьдесят гектаров. (Примеч. ред.) и пытался представить себе, какую жизнь он обеспечивал в течение тысяч лет до того, как первый белый человек занял эту землю сто лет назад. Теперь она растрачивает не только свое плодородие, но и жизненно важные ресурсы, потребляя, таким образом, свой основной капитал. Вместо того чтобы потреблять только прибыль — как она делала в 1846 году и ранее.

Весной и ранним летом отдыхающая часть участка площадью в двадцать гектаров покрыта сорной травой Filago nivea; поздним летом и ранней осенью — мексиканским чаем, разновидностью кротона, который отказываются есть даже голодные козы. Судя по естественной растительности вдоль прилежащего шоссе, раньше тут росло не менее сотни различных видов цветущих растений и кустарников, буйствовавших здесь, до того, как это пастбище стало интенсивно объедаться скотом. Поле было огорожено, и первый плуг нарушил его долго накапливавшийся плодородный слой. Уцелело лишь относительно небольшое количество видов растительности — это соответственно ударило по разнообразию животной жизни. За прошедшие сто лет жизнь растительная и животная свелась тут к выращиванию хлопка, кукурузы, овса, содержанию овец, коз и других домашних животных.

Теперь на двух сотнях акров, огороженных изгородью, содержатся сотня цыплят, пятьдесят индеек, двадцать голов крупного рогатого скота, три или четыре лошади. Но земля не в силах прокормить всю эту живность. Из года в год приходится добавлять корм, выращенный в другом месте, переработанный, упакованный и привозимый Бог весть откуда. Только сложная цепь производства и продажи кормов сделала возможным содержание этих немногочисленных животных на обедневших акрах, все еще создающих иллюзию, что эта земля дает своим хозяевам еще что-то, кроме пространства для выпаса коров.