Вид и убранство моей комнаты были мне отнюдь не безразличны. Я равнодушен к хоромам, но мне вовсе не хотелось, чтобы она являла собой зрелище, оставленное пронесшимся ураганом. То есть моим идеалом был некий живописный беспорядок.
Самый заметный предмет в комнате — круглый крепкий дубовый стол, несколько лет назад конфискованный лесничим из тайного игорного заведения, где этот стол предназначался для игры в покер, оставляя четырем игрокам широкие возможности для тайных манипуляций. В центре стола я поставил большую лампу, разложив вокруг нее книги, — потом, в зимние ночи, мне казалось, что она посильно согревала эти томики. «Книжные полки» у деревянной стены, о которых я уже упоминал, представляли собой мореные под дуб ящики из-под яблок, поставленные один на другой до самого потолка. Большинство из них отдал мне знакомый торговец фруктами, остальные я приобрел на толкучке, по десять центов за штуку. На другой стол я поставил пишущую машинку (древний «Оливер» пятой модели), положил пару книг, папку для рукописи и пачку бумаги. Стулья (за исключением одного дорогого новомодного изобретения — специального кресла для машинисток с хитроумным механизмом регулировки высоты) тут дубовые, с сиденьями из сыромятной кожи — произведение ремесленника, чья мастерская затерялась где-то в техасских лесах близ Эпл-Спрингса.
Для занавесей и покрывала на кушетку я использовал грубое полотно, обычно именуемое мешковиной, которое хорошо сочетается с бледной желтизной известняка. Пол комнаты за сто лет изрядно вытерся и покоробился из-за деформации шестидюймовых досок, пошедших на покрытие. Я даже жалел, что не позаботился заранее о каком-нибудь веселеньком коврике на замену двум унылым драным дорожкам в центре комнаты.
Откровенно говоря, меня долго раздражала дырка от выпавшего сучка в потолке. Но только до тех пор, пока я однажды, лежа на кушетке, не увидел в ней маленькую трогательную птичку — каньонного крапивника, с любопытством смотрящего вниз. Я лежал, не мигая уставившись на него, и он вдруг перелетел на камин, проскакал по нему от одного конца до другого, потом обследовал стол с машинкой и перепорхнул на центральный стол, где провел некоторое время, бегая по книгам и брошюрам и поклевывая бабочек-чешуйниц на цветных иллюстрациях. После короткого визита на тумбочку крапивник повторил весь маршрут в обратном порядке — большой стол, малый стол, камин — и выпорхнул через отверстие в потолке. Время от времени он возобновляет свои посещения, и я вполне примирился с этой безобидной дыркой.
Запасы продуктов и некоторые кухонные принадлежности размещены в темном углу и вносят в интерьер определенную дисгармонию, которую мне пока еще не удалось устранить. Но мы так привыкли к разделению комнат по их назначению, что объединение стольких функций в одной комнате не может не оскорблять цивилизованный глаз.
С чего бы я так озабочен внешними атрибутами? Почему бы мне тогда не остаться в моем собственном доме в городе, не повесить на дверь табличку «Не беспокоить» и, отключив телефон, не приступить к работе? Не знаю почему, но у меня это уже не выйдет. Я пробовал. Но не смог преодолеть самого себя — такого, каким я живу в городе. Здесь же я свободен и могу вообразить себя студентом, философом у камина или натуралистом-одиночкой. Может быть, даже человеком, имеющим что сказать людям. И главное — способным выразить это на страницах задуманной книги.
Западная стена моей комнаты оснащена камином. Он словно связывает меня с древним прошлым и дает мне — бесконечно малой человеческой единице — успокоительное ощущение единства с подобными мне созданиями природы, в каком бы веке они ни жили. Иметь в комнате хорошо устроенный камин, да еще в доме, сложенном из камня, — все равно что расположиться на природе у костра, только оградившись от ветра. Правда, мистический, загадочный круг костра в камине ограничен полукругом, зато преимущества уюта совершенно неоспоримы. Действительно, завывающий северный ветер не рвет пламя то в одну, то в другую сторону, на вас не обрушивается дождь, не припекает полуденное солнце. Никаких неудобств допещерного человека. И лишь грубо отесанные стены придают этому жилищу сходство с пещерой.
Очаг появился в пещере за много тысяч лет до изобретения какого бы то ни было жилища. Даже в наши дни деревенские детишки любят выкапывать в склоне оврага углубление вроде половины дымохода, разжигать в нем огонь и, грызя орехи пекан, сидеть возле него полукругом и глядеть, как пламя лижет их импровизированную полутрубу. Повзрослев, эти же ребята выкапывают в склоне уже настоящую пещеру, прорывают в ней сверху, с поверхности, отверстие и вновь изобретают камин.
Читать дальше