Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Соланж вошла в комнату Азарова, катя за собой чемодан на колесах.

— Все собрала, — сообщила она. — Я не стану разбирать чемодан, завтра же мы уезжаем. — Она вопросительно взглянула на Азарова.

— Да, — подтвердил он, — думаю, сразу после завтрака. Попрощаюсь уже окончательно с отцом, затем пойду рассчитываться с Михаилом.

— Рассчитываться? Что ты имеешь в виду?

— Негоже мне быть на содержании своего политического противника. Хочу отдать ему деньги, которые он потратил на меня за эти дни. Тогда никто меня не обвинит, что жил за его счет.

Соланж ненадолго задумалась.

— Может, и мне стоит рассчитаться с мсье Ратмановым?

— Думаю, тебе не обязательно. Ты же не его политический оппонент. Я делаю это не из-за денег, а из принципа. А от того, что содержал тебя, он не обеднеет.

— Как скажешь, Алексей. Но я тоже намерена заниматься в России политической деятельностью.

— Когда будешь ею заниматься, тогда другое дело. А сейчас что об этом говорить.

— О чем же тогда будем говорить?

Взгляд Азарова упал на стоящий посреди комнаты чемодан француженки.

— А давай уберем твой чемодан в шкаф и потанцуем, — предложил Азаров.

— Потанцуем? — удивилась Соланж.

— Ты против?

— Вовсе нет, Обожаю танцевать. Просто сейчас мне казалось не время.

— Как раз самое оно. Потом неизвестно, когда это время придет. Боюсь, еще долго будет не до того.

— Тогда я согласна.

Азаров засунул чемодан в шкаф. Затем включил ноутбук.

— Предлагаю потанцевать под французские мелодии, — сказал он. — Ты как?

— Обожаю нашу музыку. Включай.

По комнате поплыла мелодия Мишеля Леграна. Азаров подошел к Соланж.

— Разрешите пригласить вас на танец?

— Je suis d'accord, — ответила Соланж.

Они, тесно придавшись друг к другу, поплыли под музыку.

— Je t’aime, — прошептал ей в ухо Азаров. — Я правильно это произнес по-французски.

— Абсолютно правильно, — тоже шепотом подтвердила Соланж. — И по произношению и по существу.

— «Когда вы видите своего брата согрешающим, и если этот грех не ведет к смерти, то молитесь об этом брате, и Бог даст ему жизнь. Я говорю здесь о таких грехах, которые не ведут к смерти. Есть грех, последствием которого может быть только смерть, и я не говорю вам молиться о грешнике, виновном в таком грехе. Всякий неправедный поступок — грех, но не все грехи влекут за собой смерть».

Отец Варлам вслух прочел строки Первого послания Иоанна и задумался.

— Грешники, кругом грешники, — произнес он. — А любой грех рано или поздно ведет к смерти.

Этот сделанный им вывод несколько обескуражил священника, так как не совпадал с только что прочитанным им текстом. Но он не мог его просто так выкинуть из головы, скорей наоборот, эта мысль уже укоренилась в ней. Это сильно беспокоило и тревожило его.

— Да, они грешники и будут наказаны, — снова вслух произнес он. — «Они взывают, но нет спасающего, — ко Господу, но Он не внемлет им», — вспомнил он слова из Библии. Это относится к Софье Георгиевне, она жаждет, но не решается вступить на путь искупления. И ему пока не удается убедить ее отринуть все мирское и стать под знамена Господа нашего. А он так надеялся, что сумеет ее убедить в этом.

Он вступил в этот дом с верой, что ему удастся стать наставником, добрым пастырем для этих людей. Но они не возжелали внимать ему, хотя видит Бог, он старался. Как были закоренелыми грешниками, так такими же и остались. И теперь он должен просить у Него прощение, что оказался слабым и неумелым пастырем.

Отец Варлам упал на колени перед иконостасом и стал горячо молиться.

— «Господи Боже мой, Ты знаешь, что для меня спасительно, помоги мне; и не попусти мне грешить пред Тобою и погибнуть во грехах моих, ибо я грешен и немощен; не предай меня врагам моим, яко к Тебе прибегох, избави меня, Господи, ибо Ты моя крепость и упование мое и Тебе слава и благодарение во веки. Аминь».

Отец Варлам произнес молитву, поднял голову и встретился с взглядом Иисуса, который одновременно требовательно и вопрошающе смотрел на него с иконы. Если тут что-то случится ужасное, это будет и на моей совести, подумал отец Варлам о себе. А предчувствие уже некоторое время неумолимо предсказывало, что такое вполне может произойти. Но он был вынужден признаться себе, что не ведает, как предотвратить печальное событие. Да и не представляет, каким может быть оно. Хотя возможное самоубийство Михаила Ратманова он сумел остановить, но внутренний голос говорит ему о чем-то ином. Вот только о чем, не понятно.