Игорь Малышев - Номах. Искры большого пожара

– Куда ж ты, чудо, ее напяливаешь? Лето на дворе.

– Не лето, – строго одернул ее Коляка. – Май – не лето. А надеваю, потому форма. Положено так.

Натаха закончила собирать еду, увязала в узелок.

– Ну, раз положено…

– Тут, Натах, строго. Армия. – Он поднял вверх палец. – С армией не шути.

Натаха, присмирев и проникнувшись ответственностью момента, пригладила веник своих волос, вручила узелок Николаю.

– Нешто я дура, не понимаю, – пробормотала в сторону.

Николай, нахмурив брови, кивнул.

– Фуражка – то моя где?

Они вместе оглянулись по сторонам в поисках выданного накануне вместе с шинелью головного убора.

– Тут вчера была, на лавке, – растерянно произнесла Наталья.

– Сам знаю, что была. Теперь где?

Натаха прошлась по хате, то и дело пригибаясь и заглядывая то под лавку, то под кровать, то под стол.

– Теперь не знаю, где…

– Что, опять, как дратву анадысь, мыши съели? – крикнул Николай.

– Да не могли они, – успокаивающе произнесла Наталья. – То дратва, а то шапка. Тем более за одну ночь-то…

– Нет, Натаха, в дому у нас порядка! Никакого нет! Где фуражка? – в отчаянии, чуть не плача, выкрикнул он. – Меня вчера как бойца обрядили. Поскольку бедняки мы, шинелку выдали, фуражку, винтовку. Где, Натаха, фуражка?

Наталья шальной пулей снова заметалась по хате.

– Найдем, Коляк, не ругайся шибко.

– Ах, не ругайся? А кто меня такого бесшапочного в армию теперь примет? Скажут, что ему доверить можно? Он фуражку, и ту сберечь не смог!

Сама едва не плача, Натаха принялась летать вдвое быстрей.

– Коляка, ну что ты мне сердце рвешь? Найдем. Куда ей деваться?

– Найдем, как же!.. – выкрикивал Николай, стоя пугалом в большой, не по росту, шинели, с узелком в одной руке и винтовкой в другой.

Фуражка нашлась под печкой.

– Должно, кошка ночью затащила, – предположила Наталья.

Рыжая, как яичный желток, Мурка сидела посреди солнечного квадрата на полу и вылизывала себе бок.

– У, зараза! – обругал ее Николай. И, опомнившись, крикнул со стоном: – Бежать же надо, Натаха. Уйдут без меня. Как бог свят, уйдут.

Путаясь в полах шинели, он засеменил к двери, стукнулся прикладом ружья о стену, притолоку и выбрался наконец.

Ночью прошел дождь, и все вокруг сияло, отражая солнце в каплях воды.

Николай вышел на заросший «гусиными лапками» двор, порывисто двинулся вперед.

– Коля! – окликнула его Наталья, вдруг ослабев и остановившись у порога хаты. – Чего? – растерянно обернулся, отчего-то вдруг тоже ослабнув, Николай. Наталья заплакала, прикрывая рот ладонью, как совсем недавно прикрывала его от смеха.

– Чего?.. – растерянно повторил муж.

– Шинелку намочишь, – показала она на волочащиеся по мокрой траве полы. Николай подошел к ней, неловко, мешали узелок и винтовка, обнял.

– Вот дурищща. Заплакала…

Наталья ткнулась в жесткое колючее сукно шинели на плече мужа.

– Плачет и сама не знает, чего плачет.

– Не знаю, Коляк, – всхлипнула та.

Он неумело прижался лбом к ее макушке с просвечивающей, белой до беспомощности кожей.

– Мужа в армию взяли. Пойми, честь какая. Ружжо дали, фуражку…

– Я понимаю, Коляк, я понимаю.

– Ну вот…

– Я боюсь чего-то.

– Ну и чего ты боишься?

– Я сама не знаю.

– Одно слово, дурищща, – нежно и растерянно сказал он.

– Дурищща, – послушно согласилась Наталья. – Ты, Коль, скоро вернешься?

– Да побью всех и сразу домой. У тебя слезы высохнуть не успеют.

Он подняла мокрое лицо, засмеялась.

– Успеют. Я их прям сейчас вытру.

– Вот и вытирай.

Она провела локтем в наспех надетой кофте по лицу.

– Вытерла.

Продолжая улыбаться, хлюпнула носом.

Они помолчали.

– Пойду, Натах.

– Я провожу.

– Нет. Куда? – Он сурово замотал головой. – Мужик в армию идет, а у него жена на хвосте. Засмеют же.

– Да я издали.

Николай помялся.

– Ладно. Если издали. Пусть…

Коляка двинулся по улице, туда, где стоял штаб номаховского полка.

Ему было семнадцать.

Немного обождав, следом за ним побрела его шестнадцатилетняя жена.

– Господа офицеры и верные им солдаты!..

Номах шел вдоль линии железной дороги и выкрикивал отрывистые фразы.

– Вы взорвали железнодорожный мост через Днепр. Я не буду разбираться, зачем вам это было надо. Вы поступили варварски и понесете за это наказание.

Перед ним на шпалах стояли привязанные к длинной цепи белогвардейцы.

– Цепь, к которой вы притянуты, прикреплена к трем железнодорожным платформам, на которых лежат полторы сотни ваших раненых. Платформы стоят на склоне, но не двигаются из-за «башмаков» под колесами. Я предлагаю вам держаться как можно крепче за шпалы и рельсы, потому что сейчас мои хлопцы выбьют «башмаки» из-под колес и платформы вместе с вами и вашими ранеными поедут вниз. До взорванного вами моста расстояние в две версты. Если вы не удержите платформы, цепь утянет вас по путям и разобьет в густое мясо. Раненые, как сами понимаете, утонут. Пока можете, держитесь.