Ханьчжан не сводила заблестевших глаз с брата и долго ничего не говорила. Потом крепко взялась за его большие руки.
* * *
Старый чудак Ши Дисинь наконец понял, что дела у него плохи. Но перед тем, как проститься с Валичжэнем, он совершил поступок, который всколыхнул весь городок. Как и обнаружение подземной реки, этот поступок следует занести в историю. Почти все жители знали, что живут в городке, где нет «полномочий власти», то есть печати, которая в смутную ночь более десятка лет назад попала в руки таинственной чёрной тени. И вот теперь Ши Дисинь вернул эту утраченную печать, старую, грубоватую и грязную. Это разрешило десятилетнюю загадку.
Зачем Ши Дисинь унёс её? Из страха, что прольётся кровь в борьбе за неё различных группировок? От жадности или он дорожил ею, как символом власти? Что заставило его рисковать жизнью ради неё? И почему после окончания смуты он не вернул её? Ответов на эти вопросы мы уже не узнаем никогда.
Ши Дисинь лежал на кровати без сознания, доживая последние минуты жизни, а на улицах только о нём и говорили. «Совсем плох старый чудак! — переглядывались старики. — Хорошо ещё, что большую власть городка не забрал с собой!» — «Теперь-то у нас власть имеется!»… Суй Бучжао придавал этому делу особое значение, он даже явился к руководителю горкома, попросил взглянуть на печать, долго смотрел на неё, а потом погрузился в раздумья. Он вспомнил о свинцовом цилиндре и вдруг подумал, что старый чудак наверняка имеет отношение к его таинственному исчезновению. И с силой хлопнул себя по голове: и как же он в своё время не додумался до этого? Он вскочил и с криком помчался к дому Ши Дисиня.
— Ты ведь этот свинцовый цилиндр с собой забрать не сможешь, старина! — закричал он, ворвавшись в комнату, где лежал с закрытыми глазами старый чудак.
Ши Дисинь чуть дышал, рядом стояла сиделка, женщина средних лет. Суй Бучжао стал просить её выйти, сказав, что ему нужно обсудить очень важный вопрос.
— Он ничего не слышит, — тихо возразила женщина умоляющим тоном. — И говорить не может. Он скоро умрёт, так что уходи, уходи, дай ему умереть в мире.
Суй Бучжао собрался было уйти, но, глянув на старого чудака, остановился и снова обратился к женщине:
— Нет-нет, так не пойдёт. Нам нужно обсудить одну вещь, которая важна для всего городка. Давай-ка ты выйди ты на минутку, и побыстрее. — Поколебавшись, женщина вышла. Суй Бучжао тут же наклонился к лицу Ши Дисиня и то тихо, то громко заговорил: — Быстро открывай глаза, старина. Совсем плох, да? Похоже, ты собрался уйти раньше меня. Ну и ступай, я здесь надолго не задержусь, мы с тобой противники, такими и на том свете останемся. Единственное, о чём прошу: прежде чем уйти, оставь этот свинцовый цилиндр. Эй, губами шевелить можешь? Не сказать ничего? А пальцем указать? Если тоже никак, хоть глазами покажи — я по-всякому смогу понять, где он спрятан! Старина! Старина!
Ши Дисинь так и лежал с закрытыми глазами. Лишь когда Суй Бучжао замолчал, глаза шевельнулись, открыв узкие щёлочки, и посмотрели на него. Старый чудак презрительно хмыкнул и снова закрыл глаза.
— Ух ты, ещё смеяться можешь! Слышишь меня, старина? — Суй Бучжао принялся ходить перед каном, заплетаясь маленькими ножками. Губы старого чудака скривились в презрительной усмешке. В это время вернулась женщина. Она увидела, что Ши Дисинь хватает ртом воздух, морщины у него на лице начинают разглаживаться, и у неё затряслись руки. Ши Дисинь вытянул руки и упёрся ими в одеяло, словно хотел сесть. Она хотела поддержать его, но у неё не вышло, и на помощь пришёл Суй Бучжао. Ши Дисинь обмяк у него в руках, дыхание становилось всё реже, но усмешка не исчезла. Потом Суй Бучжао услышал, как женщина испуганно вскрикнула, и, опустив голову, увидел, что презрительная усмешка так и застыла на губах старого чудака.
Похороны Ши Дисиня были далеко не такими, как у Ли Цишэна и Чжао Додо. Дело в том, что род Ши не относился к значительным семьям Валичжэня, и людей в роду оставалось очень мало. Но тут опять проявилась присущая валичжэньцам склонность приходить на помощь, и почти каждый двор прислал кого-то помочь с похоронами, поднёс ритуальную бумагу и благовония. Весть о том, что старый чудак умер на руках у Суй Бучжао, быстро разнеслась по улицам и проулкам. В день похорон многие видели, как он носился туда-сюда. Позвал Баопу и Ханьчжан и велел поклониться старому чудаку. Люди прищёлкивали языком в восхищении и говорили, что Суй Бучжао не из злопамятных. Поначалу могилу стали рыть довольно близко от могилы Ли Цишэна, но семья Ли решительно воспротивилась, сказав, что старый чудак был редким упрямцем и ему не место рядом с Ли Цишэном. После продолжительных препирательств выбрали другое место. В день похорон Суй Бучжао проплакал в одиночку на могиле Суй Инчжи до вечера и вернулся, пошатываясь, лишь когда стемнело. В тот вечер он напился в магазине урождённой Ван, а потом пошёл бродить по улицам. Маленькие ножки то и дело заплетались, он падал и, поднимаясь, ругался на чём свет стоит. Он называл жителей неблагодарными тварями, позабывшими предков, позабывшими старый корабль, позабывшими дядюшку Чжэн Хэ. Отругавшись, принялся горланить матросские песенки, и все поражались, как такие пронзительные звуки могут исходить от такого почтенного старика. Многие, встревожившись, выходили из ворот посмотреть на него. Его не раз видели пьяным и слышали, как он горланил, но ни разу он не орал так громко, и это впечатляло.
Читать дальше