Чжан Вэй - Старый корабль

Когда диспозиция была завершена, у ворот Четвёртого Барина группа за группой стали появляться люди с дубинками. Часть бойцов Чжао Додо осталась во дворе, и теперь они опирались о стену с винтовками в руках. Другая часть окружила пришедших с четырёх сторон и взяла их в плотное кольцо. Ещё одним кольцом их окружили бойцы объединённой группировки. А тех, в свою очередь, — люди Чжао Додо. Так они и стояли, злобно поглядывая друг на друга, но никто не начинал первым. После всех этих окружений многие уже не понимали, где свои, где чужие, с ненавистью оглядывались по сторонам, пока взгляд не падал на своего же, и получали порцию грязной брани. К полудню животы стало подводить от голода, кто-то крикнул:

— Раньше начнём, раньше закончим!

На стену вскарабкался Чжао Додо в одних коротких штанах, поднял винтовку и выстрелил вверх:

— Пуля — дура, не разбирается.

Услышав выстрел, толпа заволновалась, поднялся беспорядочный галдёж. Из задних рядов донёсся крик:

— Вперёд, в атаку, впе… — Крик резко оборвался, видимо, кричавший получил удар кулаком в лицо. Тут раздался звонкий девичий голос:

— Боевые революционные друзья! Если Чжао Бин не сдаётся, уничтожим его! — Девушка взмахнула рукой, и тут же в толпе зазвучали лозунги. Тыкая в неё издалека пальцем, Чжао Додо обрушил на неё поток непристойной брани, а потом спустил штаны со словами:

— Иди сюда, я знаю, в каком месте у тебя болит!

Толпа грохнула смехом, но его заглушили выкрики «Расстрелять хулигана!» Все смешались, людской поток напирал вперёд с наводящими ужас воплями. Чжао Додо пальнул вверх ещё раз. В это время, скрипнув, отворились ворота.

На ступеньках появилась большая фигура Четвёртого Барина Чжао Бина.

Все мгновенно умолкли.

Чжао Бин кашлянул и начал:

— Уважаемые земляки, извините, что вышел к вам с запозданием… Мне всё известно о перепалках, которые сейчас идут в Валичжэне. Что касается праздных разговоров обо мне, Чжао Бине, я считаю, не нужно оправдываться, всё встанет на места само собой. А сейчас хочу сказать вот что: я человек обычный, откуда у меня способности управлять важными делами улицы Гаодин? Похоже, мой многолетний тяжкий труд стал препятствием на вашем пути. И то, что вы пришли захватить власть, точно отвечает моим замыслам. Я давно хотел снять шапку чиновника и зажить бедной и честной жизнью. И сегодня сказано — сделано, возвращаю власть народу, так что забирайте!

Он отвернул край одежды, оторвал привязанную к поясу кожаную петлю и снял тёмно-красную деревянную печать. Высоко поднял её над правым плечом, крепко сжав двумя руками, и с благоговейным выражением на лице воскликнул:

— Покинув мои руки, она в них больше не вернётся, так что смотрите, дорогие земляки!

Он сделал полшага назад, руки тоже отвёл назад, размахнулся и резко бросил перед собой. Печать мелькнула в воздухе.

Чжао Додо издал отчаянный вопль, но получил суровую зуботычину от Чжао Бина.

Многие шарахнулись от печати там, где она упала на землю. В тот же миг другие рванулись поднимать её. Схвативший печать высоко поднял её над головой, другие встали на его защиту, и все вместе они удалились. Чжао Додо хотел послать своих людей в погоню, но Четвёртый Барин криком остановил его.

Во дворе усадьбы семьи Суй уже несколько месяцев или стоял страшный галдёж, или повисала полная тишина. Организации бунтовщиков приходили шуметь постоянно, их требования повторялись, все протыкали землю стальными щупами. Семья Суй раньше славилась, и ни одна уважающая себя организация не могла обойти этот двор. Братьев и сестру выстраивали в шеренгу, и вожаки выговаривали им, тыкая в них указательным пальцем. Особенно им нравилось тыкать Ханьчжан и, косясь на неё, приговаривать: «Ух, крошка!» Один раз Суй Баопу отвёл этот палец от сестры и тут же получил удар кулаком в лицо. Из носа потекла кровь, замочив несколько слоёв одежды. Ударивший ещё не успел отдёрнуть кулак, а к нему, словно маленький леопард, метнулся Суй Цзяньсу и яростно вцепился зубами в руку. К нему подскочили двое, стали бить по голове, по рёбрам, пинать ногами, но он хватки не отпускал. Укушенный вопил во всю мочь и в конце концов свалился на землю. Цзяньсу упал вместе с ним. Кто-то наступил ему на голову и разжал зубы стальной арматурой.

Братьев увели, этим же вечером раздели догола, подвесили и принялись хлестать по всему телу ивовыми прутьями. Два дня и две ночи они кричали от боли, а потом и кричать не осталось сил. На третий день племянников выкупил за две бутылки водки Суй Бучжао и притащил домой. Оба уже не могли шевельнуться. Под покровом ночи Суй Бучжао привёл Го Юня, и тот намазал тела братьев каким-то кремом с запахом ржавчины.