Чжан Вэй - Старый корабль

Только начал заниматься день, а первые бунтари уже сокрушили каменную стелу, оставшуюся на месте старого храма, храм местного бога-покровителя за городской стеной и расколотили на экранах [77] Экран на входе защищал от злых духов, которые, как считается, двигаются только по прямой. перед каждым домом иероглиф «счастье». А тут ещё Длинношеий У, вышедший из дома поглазеть на побоище, сообщил всем, что те же видоизменённые иероглифы «счастье» изображены на черепице старинных усадеб. И хунвейбины ещё больше полудня потратили на то, чтобы начисто стереть их со старинных плиток. За этим последовали ещё более изощрённые поиски, начиная с городской стены. «Четыре пережитка» [78] «Четыре пережитка» — кампания «Сокрушить четыре пережитка» (старое мышление, старую культуру, старые привычки, старые обычаи) началась в 1964 г. , а также «феодальное, капиталистическое и ревизионистское» искали в каждом доме. Всё, что можно было разбить — разбивали, всё, что можно было сжечь — сжигали: цветочные горшки, посуду с изображениями древних, старинные картины, трубки кальяна, резные каменные тушечницы… Они ворвались в государственный магазин, устремились прямо к отделу косметики и стали уничтожать кремы, духи и другие «капиталистические штучки». Директора магазина, который пытался убедить их не делать этого, свалил с ног ударом кулака дюжий детина с повязкой на рукаве. Парень лет восемнадцати, который завалился в общежитие работниц магазина и под оглушительный визг принялся сокрушать румяна и пудру, был немало удивлён, наткнувшись на гигиенический пояс. Он не понимал, почему этот странной формы пояс упакован в красивую бумажную коробочку, но был уверен, что наверняка это ещё одна «капиталистическая штучка», поэтому разодрал и её. После ухода «группы поиска» большинство работниц без конца всхлипывали с покрасневшими глазами. А те пошли дальше, пока не остановились перед двориком Четвёртого Барина Чжао Бина. Некоторые стали выражать сомнения, но один сказал: «Бунт — дело правое [79] Цитата из Мао Цзэдуна. , нам ли переживать из-за этих больших шишек!» — и принялся барабанить в дверь. Дверь открылась, на пороге появился Четвёртый Барин: «Бунтовать пришли? Заходите, заходите! Ма Третий, — крикнул он, ткнув пальцем в стоящего в первом ряду паренька, — давай, веди всех на бунт!» — Лицо у него было мрачное, чёрные брови чуть подрагивали. Ряды бунтовщиков смешались, они немного постояли и ушли. Четвёртый Барин вздохнул и закрыл дверь.

Обойдя весь городок, бунтовщики снова собрались, а потом двинулись по отдельным домам. Один богатый крестьянин решил, что будут искать, как во время земельной реформы, распихал всю одежду и утварь по фаянсовым чанам и закопал в землю. Но среди бунтовщиков было немало людей с солидным опытом, они прошлись со стальными щупами и легко до всего докопались. Этого крестьянина со всей семьёй отвели под конвоем на место старого храма и подвергли «критике»; только жалобщиков было не так много, а в остальном всё, как в прежние годы. Жители городка повалили туда, про себя приговаривая: «Опять началось!» На возвышение поднялись кто с прутом, кто с ремнём и с криками принялись бить арестованных, которые вскоре с воплями стали кататься по земле. Потом им связали руки и провели позорным шествием по улицам. После этого стальные щупы стали применять повсеместно и вне зависимости от того, находили что-то или нет, людей связывали и вели на позор. К тому времени семью Суй уже перестали считать «просвещённой интеллигенцией» и, разумеется, весь двор в течение трёх дней перекопали вдоль и поперёк, а Суй Баопу и Суй Цзяньсу повели на шествие. Найдя при обыске фотографии Суй Инчжи, один решил соригинальничать и налепил их братьям на лоб. Людей связывали толстой верёвкой вместе, а сами хунвейбины неспешно вышагивали сбоку со старыми японскими винтовками через плечо и пиками с красными кистями. Дойдя до перекрёстка, они останавливались, четыре хунвейбина окружали каждого «неблагонадёжного элемента» и нагибали ему голову. Со всех сторон неслись лозунги, хунвейбинов подзуживали «показать, на что они способны». Некоторые и показывали: одной рукой нагибали голову «неблагонадёжного» вперёд и поддавали ему коленом, отчего человек совершал кувырок. Толпа взрывалась аплодисментами. Процессия шла дальше, и людям становилось понятно, что значит бунтовать. Подвергавшимся критике вешали на шею табличку, а женщинам рисовали чёрные круги у глаз. Чжао Додо нацепил нарукавную повязку достаточно поздно, но очень быстро стал центром внимания, крича: «Эх, снова наступили хорошие денёчки для революционных масс!» Со своим тесаком он не расставался и всегда появлялся там, где были «неблагонадёжные элементы». Если хозяина дома уводили под конвоем, он непременно заявлялся в этот дом, чтобы прочитать нотацию, и неспешно удалялся лишь глубокой ночью.