– Что же такое кошмарное вам приснилось, Инид?
– Что мне осталось жить всего лишь год! Это было просто ужасно!
– Но это всего лишь сон, Инид. Это не на самом деле!
– А что, если на самом? Что, если это… ну, как это называется?
– Предчувствие?
– Вот именно! Что, если моя голова уже знает нечто такое, чего сама я еще не знаю? – Инид села на краешек постели рядом с Марджери и подтянула ноги к подбородку, обняв их руками, однако ступни ее все не могли успокоиться, словно выплясывая нервную джигу. Да и вся она, несмотря на вроде бы спокойную позу, была полна движения.
– Не понимаю, зачем воспринимать какой-то мимолетный сон как предчувствие? И откуда вашей голове, Инид, могут быть заранее известны подобные вещи?
– И все равно меня этот сон взбаламутил. Как я могу успеть родить ребенка, если мне и жить-то всего год осталось? А, Мардж?
– Да почему всего год-то, Инид! Вы же совсем молодая! – И не просто молодая. Я никогда не встречала более живого существа, подумала Марджери. Такое ощущение, словно эта женщина постоянно подзаряжается от электрической сети.
– Мне уже двадцать шесть, Мардж.
– Вот именно, Инид.
– Мое время уходит. Вот вы, например, чем занимались, когда вам было двадцать шесть?
– Ничем, в общем. Исследованиями.
– Вот именно, Мардж! Вы воплощали в жизнь свое призвание.
– И все равно, Инид, ваш сон – это никакое не предчувствие. Вы просто немного нервничаете, потому что завтра мы начинаем поиски. Я тоже нервничаю. И это, по-моему, естественно.
– А что бы вы сделали, если б вам осталось жить всего год? Продолжали бы искать своего жука?
– Конечно. А вы разве перестали бы хотеть стать матерью?
– Но как же я смогу о ней заботиться, если у меня впереди всего один год? Кто будет ее любить, когда меня не станет? – Инид нервно разминала пальцы на ногах, глядя на них так, словно никогда раньше их не видела. – А если бы вам остался всего месяц, Мардж? Вы бы по-прежнему его искали?
– Да.
– А один день?
– Что – один день?
– Ну, если бы у вас оставался всего один день, неужели вы не захотели бы сдаться?
Марджери, не задумываясь, покачала головой. А Инид вздохнула и сказала:
– А вот если бы мне осталось жить всего лишь день, я бы отказалась от всех своих мечтаний. И просто хотела бы до самого конца держать в руке чью-то руку. Все равно чью. Просто человеческую руку.
Марджери быстро на нее глянула, понимая, что все это Инид говорит от чистого сердца. По-прежнему залитая лунным светом, она сидела совершенно неподвижно, лишь пальцы ее ног слегка шевелились. В этом странном свете ее волосы казались почти белыми; обнаженные руки блестели от пота. Где-то вдали прогремел гром; резкая вспышка молнии осветила комнату. И у Марджери, несмотря на духоту, по спине вдруг прошел озноб, и она покрылась крупными мурашками, ибо поняла, что Инид знает себя намного лучше, чем она, Марджери, знает себя. Ведь она, если честно, и понятия не имела, что стала бы делать, узнав, что это ее последний день на земле. Возможно, выкопала бы себе нору и стала ждать в ней конца, надеясь, что будет не слишком больно. Если честно, то и слова Инид о том, что Марджери уже в свои двадцать шесть «воплощала в жизнь свое предназначение», правдой не были.
– Нам обеим нужно поспать, – мягко сказала она. – Завтра у нас великий день.
– А можно мне с вами остаться? – Инид умоляюще посмотрела на нее. – Я ненавижу спать одна.
– Оставайтесь, если хотите.
– А вы расскажите мне, пожалуйста, еще немного о ваших жуках. Помните, как вы на корабле мне рассказывали?
И Марджери стала рассказывать ей об африканском жуке-голиафе размером с ладонь, и о не способном летать жуке-пассалиде, и о синем Lеpicerus inaequalis , таком маленьком, что он способен пройти сквозь ушко иглы. Уже через несколько минут Инид крепко спала и вовсю храпела.
Но теперь сама Марджери никак не могла уснуть. Она так и сидела, понурившись, в постели, и единственное, о чем она была способна думать, это профессор Смит.
26. Когда убиваешь то, что любишь
Все свои знания она получила от этого человека, который по возрасту годился ей в отцы. В основном темой их разговоров были, разумеется, жуки, жуки, жуки. А началось все с того, что он улыбнулся ей с противоположного конца Галереи насекомых. Потом он пригласил ее выпить с ним чаю с пирожными. До этого она никогда таких приглашений от мужчин не получала. И никогда ни один мужчина не задавал ей столько вопросов. Где она живет? Живы ли ее родители? Когда она впервые заинтересовалась энтомологией? Марджери судорожно глотала, то и дело всплескивая руками, потому что не знала, как ухитриться держать рот закрытым, жуя пирожное, но при этом еще и на его вопросы отвечать. Через неделю они снова встретились, потом еще и еще, и в итоге эти встречи стали для обоих привычными. Когда они были вместе, Марджери казалось, что жизнь летит вперед со скоростью тридцать миль в час и переливается такими яркими красками, что дух захватывает. Все в нем казалось ей прекрасным; ее умиление вызывал даже тот крючок, на который он вешал свое пальто. Ему было, вероятно, где-то под пятьдесят, более уверенно она сказать не могла. Ей казалось, что он живет только своей работой, и мысль о его одиночестве заставляла ее сердце сладко сжиматься, словно его стискивала некая невидимая рука.
Читать дальше