Анни Эрно - Годы

Быстрое, подскакивающее кликанье мышью по экрану становилось мерилом времени.

Меньше чем за две минуты находились: подружки из лицея имени Камиллы Жюльен города Бордо, предвыпускной класс C2, 1980–1981 учебный год, песня Мори-Жозе Невиль, статья из газеты «Юманите» за 1988 год. Поиск утраченного времени перекочевал в Сеть. Архивы и всякая старина, все реалии прошлого, казалось, потерянные навсегда, — являлись по первому зову. Память стала неисчерпаемой, но ощущение плотности времени, которое давали запах и желтизна бумаги, загнутая страница, отчеркнутый неизвестной рукой абзац, — исчезло. Мы пребывали в безбрежном настоящем.

И еще беспрестанно «сохраняли» его, лихорадочно множа фотографии и видео, обеспечивали мгновенный доступ к ним. Сотни картинок, раскиданных направо и налево по закоулкам дружеских связей в их новом социальном применении, пересылаемых и архивируемых в (редко открываемые) папки компьютера. Главное было успеть сделать снимок, поймать и продублировать жизнь, фиксируемую в процессе проживания: цветущая вишня, гостиничный номер в Страсбурге, новорожденный младенец. Места, знакомства, сцены, предметы — шла тотальная консервация жизни. С помощью цифровых технологий мы пытались объять реальный мир.

Разложенные по датам фотографии и видео, которые мы прокручивали на экране, при всем разнообразии сцен, пейзажей, людей — хранили свет уникального времени. Так прописывалась иная форма прошлого, более гибкая, с меньшей долей реальных воспоминаний. Картинок было слишком много, чтобы останавливаться на каждой и воскрешать обстоятельства съемки. В них мы проживали жизнь в более легкой и приукрашенной форме. Умножение следов существования снимало ощущение уходящего времени.

Было странно думать, что при помощи DVD и других носителей потомки узнают все о нашей самой интимной повседневности, о наших жестах, манере есть, говорить и заниматься любовью, о предметах мебели и нижнем белье. Сумрак предыдущих веков, постепенно редеющий с появлением камеры на треноге первого фотографа и вплоть до цифровой камеры, установленной в спальне, — уходил безвозвратно. Мы заранее обеспечивали себе воскрешение.

И каждый хранил в себе большую и смутную память о мире. Почти от всего запоминались лишь слова, детали, имена: то, что позволяло сказать, вслед за Жоржем Переком «Я помню» — барона Эмпена [93] Руководитель концерна Шнейдер — Эмпен, был похищен и провел 63 дня в плену у террористов. , «Пикоретки» [94] Соевые шарики в шоколадной глазури, типа M&Ms . , носки Пьера Береговуа [95] Французский министр, обвиненный в финансовых недочетах, покончил жизнь самоубийством в 1993 г. Отсылка к фразе его коллеги Пьера Жокса, который, защищая Береговуа, сказал, что стоит только посмотреть на то «как он живет, как обставляет дом, какие у него носки… Это не носки человека, который спекулирует деньгами». , Деваке [96] Министр высшей школы, автор неудавшегося проекта реформы и повышения уровня и конкурентности французского университетского образования. , войну на Мальвинских островах, какао-порошок Benco . Но то были не настоящие воспоминания, мы по инерции называли этим словом что-то другое: маркеры эпохи.

Процесс памяти и забвения теперь регулировали СМИ. Они отмечали любые мало-мальски пригодные юбилеи: призыва аббата Пьера, смерти Миттерана и Маргерит Дюрас, начала и окончания войн, высадки человека на Луну, Чернобыля, 11 сентября. Каждый день был годовщиной чьего-то рождения, принятия закона, открытия судебного процесса, совершения преступления. СМИ разбивали временной поток на годы йе-йе, хиппи, СПИДа, разделяли людей на поколение де Голля, Миттерана, 68-го года, послевоенного беби-бума, компьютерных технологий. Мы были со всеми и ни с кем. Конкретно наших лет там не было.

Мы мутировали. Мы не понимали своей новой формы.

Луна, когда ночью поднимешь голову, неотрывно горела над миром, и мы ощущали в себе его обширность и кишение, она светила над миллиардами людей. Сознание растекалось в тотальном пространстве планеты, устремлялось к другим галактикам. Бесконечность переставала быть концептом. И потому немыслимо было сказать себе, что однажды умрешь.

Если составлять перечень того, что случалось во внешнем мире, то начиная с 11 сентября возникали мимолетные события, череда ожиданий и страхов, нескончаемых простоев и вспышек, которые вызывали резкое изумление или скорбь, — лейтмотивом было «теперь ничто не будет прежним», а потом эти события проходили, забытые, незавершившиеся и через год, если не через месяц, отмечались уже как давняя история. Случилось 21 апреля; война в Ираке — к счастью, без нас; кончина Иоанна-Павла II; потом другой папа с незапомнившимся именем и тем более номером; вокзал Аточа; великое вечернее ликование после того, как Франция сказала «нет» на референдуме по европейской конституции; были красные от пламени ночи в пригородах Парижа; Флоранс Обенас; [97] Французская журналистка, в 2005 г. была похищена в Багдаде и пять месяцев провела в плену. теракты в Лондоне; война Израиля и Хезболла; цунами; Саддам Хусейн, которого вытащили из ямы, неизвестно когда повесили; какие-то непонятные эпидемии — атипичная пневмония, птичий грипп, лихорадка чикунгунья. В непрекращающемся пекле бесконечного лета как-то совмещались в уме и сливались в единое целое американские солдаты в Ираке, которые возвращались на родину в пластиковых мешках, и старички, умершие от жары и сложенные в холодильники рынка Ренжис.