Владимир Паперный - Архив Шульца [litres]

“Три года! – думал не совсем проснувшийся Шуша. – Целая жизнь. Вот мы в Италии провели три месяца, а ощущение – как будто прожили большой кусок жизни. Ощущение срока зависит от количества событий на единицу времени, а событий за это время у нас было больше, чем…” – он стал подбирать нужное слово, но его мозг перешел в энергосберегающий режим и перестал отвечать на запросы.

Пока они ждали появления чемоданов, Регина и Марик рассказали, что встречать их послала “Джуйка”, то есть Jewish Family Service , а семью Шульцев направили сюда в нагрузку. Калифорнийский отдел JFS принимает только прямых родственников тех, кто тут уже живет, и родственники сами заботятся о своих, так что у “Джуйки” тут синекура. Чтобы слегка взбодрить этих расслабившихся гедонистов, им из Нью-Йорка послали “трудный случай”, то есть Шульцев, потому что у них никого нет в этих краях.

Регина и Марик погрузили чемоданы в свою машину, причем щуплый с виду Марик швырнул их гиганта в багажник почти с такой же легкостью, как тот огромный негр в Нью-Йорке.

“Питание у них здесь хорошее, что ли?” – подумал Шуша.

Они мчались по шоссе по направлению к Орандж Каунти. Шуша внимательно смотрел в окно.

– Когда начнется город? – спросил он у Марика, сидящего за рулем.

– Это он и есть, – ухмыльнулся Марик.

Через сорок минут их растолкали – они были “дома”. Регина и Марик торжественно ввели их в квартиру. Да, “Джуйка” не ударила в грязь лицом. И по московским, и по римским понятиям квартира была огромной. Такого пространства Шуша не видел даже в Доме правительства. Но главное не размер – это был модернизм. Никаких ненавистных ему карнизов, бордюров, багетов, розеток и кессонов. Белые стены и потолок. Чистые прямые углы. Низкие потолки, как у Корбю. Серо-зеленый ковер с низким ворсом по всей квартире от стены до стены – таких в Москве еще не было, хотя слово для них уже появлялось в письмах друзей – палас. Откуда такое слово? Palace ? Ковер дворцового размера? В каких, интересно, дворцах могли видеть москвичи такие ковры?

Мебель, радиола, черно-белый телевизор и холодильник, набитый замороженными курами, кока- колой и ванильным мороженым, были пожертвованы богатыми еврейскими врачами, как объяснила Регина. Это были предметы 1950-х годов, которые выглядели старомодными на фоне минимализма квартиры.

Ника и Мика мгновенно провалились в сон в маленькой спальне на синтетических простынях с выцветшим желто-коричневым узором. Алла заснула в большой спальне на гигантской двуспальной кровати, хотя по размеру правильнее было бы назвать ее трехспальной, а Шуша бесцельно бродил по квартире, включая и выключая разные приборы. За окном темнота. В Калифорнии была полночь.

“Как я попал сюда? – думал Шуша. – Какое отношение имеет ко мне этот американский фильм 1950-х? Что заставило меня оказаться в этом съемочном павильоне? Видимо, желание начать жить набело, без помарок. Все, что было неправильным и хаотичным в предыдущей жизни, станет теперь правильным и организованным. Все, что было недоступным, станет доступным. Я не любил бриться и часто откладывал это по нескольку дней. Теперь я буду бриться каждое утро в шесть пятнадцать. Я иногда говорил неправду. Теперь я всегда и при всех обстоятельствах буду говорить только правду. Моя одежда состояла из случайно купленных, подаренных и не подходящих друг к другу предметов. Теперь у меня будет продуманный, подобранный по цвету гардероб – пусть это будет моим единственным антиамериканским жестом. Я метался от профессии к профессии. Теперь у меня будет только од- на профессия, я стану выдающимся американским архитектором. Непонятно только, как совершить скачок из этого странного одноэтажного многоквартирного сарая с белыми стенами и синтетическими простынями к сияющим вершинам американской архитектуры”.

В девять утра раздался уверенный стук в дверь. Сонный Шуша открыл. В глаза брызнуло безжалостное калифорнийское солнце. Обдало горячим воздухом пустыни. На пороге стояла юная американская старушка в шортах. Ее седые кудри светились в лучах солнца, как нимб святого. Очки приветливо блестели.

– Меня зовут Нора Шапиро, – сказала она тоном учительницы, каковой, собственно, и оказалась. – Меня прислали учить вас английскому языку.

– Очень приятно, меня зовут Александр, – попытался он изобразить светскость. – Заходите, Нора.

– О, я вижу, вас не нужно учить. Вы прекрасно говорите. На всякий случай вот вам мой адрес и телефон, – она написала что-то на клочке бумаги и протянула ему, – если возникнут вопросы, связанные с языком, звоните.