Сергей Авилов - В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь)

После злополучного инцидента на работе я вообще прекратил разговаривать с Владом. Хмуро получал свои газеты и в компании телеги двигался по своему маршруту.

В перерыве между праздниками я нашёл банкомат, чтобы снять свои краснодарские деньги. Не глядя на экран, привычно набрал код. Аккуратная семейная пара, живущая в моей краснодарской квартире, посылала деньги первого числа каждого месяца.

Денег не было! Это было странным! Может быть, по каким-то причинам, из-за праздников например, перевод денег задержался? Я бы не стал волноваться, если бы не знал аккуратность моих съёмщиков. Так или иначе – денег не было.

Вечером я набрал свой краснодарский номер. После долгих щелчков услышал гудки. Они кажутся особенно длинными тогда, когда не ожидаешь ответа. Ответа не было! Я положил трубку. В конце концов, семейная пара не должна сидеть возле телефона, ожидая моего звонка. Да и телефон матери Юрки – временного хозяина квартиры – у меня был. Я начал беспокоиться. Не за семейную пару, на них мне было плевать! Я начал беспокоиться за свои деньги! Дальше – через запятую: честь и совесть.

Набрал номер.

– Юру? – переспросил глухой женский голос. Мама?

– Юру, Юру! – заторопил её я.

– Юрочка…

В трубке что-то завозилось.

– Да!

– Юрка! Это Степнов…

– Ну слава богу! – чему-то обрадовался он. – Я тебе в М-ск не могу дозвониться…

Мои подозрения как-то нехорошо оправдывались.

– Я в Питере!

– Ого! А я-то думаю… В общем, я тебе весь апрель звонил – хотел сказать. Мы с Натальей разбежались…

Дальше я почти ничего не слышал. После этих слов всё стало понятно. И в первую очередь то, что я взял на себя непосильные обязательства. Деньги Артёма ушли Югину! Просить их обратно – ниже любого достоинства.

– Как приедешь – ключи у меня…

Я что-то вяло отвечал.

– Хорошо ты устроился, – напоследок заметил Юрка.

Тебе бы так!

Я чувствовал себя приговорённым к смерти. И самое главное – мне вдруг стало стыдно! Стыдно за мои литературные попытки, хотя сейчас я заменил бы их словом «потуги». Стоило ли тужиться не для того, чтобы родить живое, а только лишь чтобы исторгнуть из себя чужеродное. Распрощаться с глупыми, ой какими глупыми мечтами.

Я закурил, приоткрыв дверцу балкона. Паши, к счастью, не было. Только его мне сейчас не хватало для полного несчастья.

От стыда кожа под волосами горела. Не кожа – шапка! «Пиши, дурачок!» – вспомнил я Ольгину фразу.

– Ум-м, – замычал я, стесняясь этого и не обладая мужеством сдержаться. Закурил вторую.

– Думай… Думай! – бормотал себе я, ходил кругами по комнате, соря пеплом в растопырившие зелёные лапы помидоры. Если я задевал рукой один из листиков, помидорная ботва начинала покачиваться, как будто бы кивая…

На чёрный день у меня оставалась ещё гитара. Хотя говорят, что проще продать свою жену. Но жены не было, и мне не с чем было сравнивать. Паша что-то говорил насчет Эдика…

Паша вернулся поздно. Наши отношения, охлаждённые историей с Верой, так и оставались прохладными.

– Паша, – обратился я к нему, когда он только вернулся. Сел на кровать, поставил на пол пакет с какой-то снедью, – дай мне телефон Эдика!

Он холодно фыркнул:

– Что вдруг?

– Он хотел гитару?

– Ну хотел…

– Ну вот.

Он как-то недобро посмотрел на меня, встал. Взял со стола записнушку:

– Пиши…

Телефонный Эдик оказался ещё хуже Эдика живого.

– Я же карась… – сдержанно ответил он, когда я объяснил ему свой звонок.

Я не знал, как солгать ему, что это не так. Потом ответил:

– Я тебе просто предлагаю инструмент. Паша сказал, что ты хотел купить…

– Ну допустим. Сколько?

Я назвал ценник, отпилив от него третью часть реальной стоимости. Вдогонку посулил бесплатный чехол.

– Смеёшься? – с издёвкой произнёс он. А я – я принялся ему что-то объяснять… Зачем?

Его логика мне была ясна. Если после такой ссоры ему звонит кто-то из обидевших с предложением, значит, этому кому-то очень срочно нужны деньги. Если ему срочно нужны деньги – предложение можно принять, когда цена станет смешной.

– Сколько ты дашь? – обессилил я. Пресмыкаться перед Эдиком мне надоело.

– Баксов двести…

Твою мать! Баксов двести – это и есть та сумма, которую я откусил. Подавился своим же куском!

– Ну ты и мудак, – только и смог произнести я. И повесить трубку.

Возвращаясь в комнату, я споткнулся о пакет с едой, так и оставленный Пашей посреди комнаты.

Споткнувшись – выругался. И злобно произнёс, обращаясь как бы не к Паше: