Самуил Ходоров - Русский акцент

– Я не хочу мчаться к этой станции. Не остаётся нам, Танюша, ничего другого, как на полном ходу спрыгнуть с этого быстро несущегося поезда.

– Боренька, дорогой, ты часом не заболел, – забеспокоилась Татьяна, – может всё-таки ты переведёшь свои аллегории и иносказания на простой человеческий язык.

Борис снова потянулся к рюмке, которую Татьяна предусмотрительно отодвинула на недосягаемое для него расстояние, то же самое она проделала с открытой пачкой сигарет. Тогда он, резко привстав из-за стола, порывисто выкрикнул:

– Всё, дорогая Танечка, мы уезжаем, мы эмигрируем в нормальную страну, называемую Израиль. И никаких запятых. Сегодня я ставлю жирную точку, разумеется, с твоего искреннего согласия.

Борис рассеянно смотрел на свою жену. От его блуждающего взгляда не ускользнуло, как судорожно вздрогнули её плечи, как сквозь выступающие слёзы в её зелёноватых глазах выразилось полное недоумение и беспросветная растерянность. Нервно постукивая нежными пальчиками по жёлто-красным яблокам, изображёнными на натюрмортной клеёнчатой скатерти, она чуть слышно выдавила из себя:

– Во-первых, в Израиль не эмигрируют, а репатриируются, точнее, туда евреи возвращаются на историческую родину. На иврите этот процесс называется коротким словом «алия».

– Откуда такие энциклопедические познания, – удивился Борис, перебивая жену.

– А во-вторых, Боренька – продолжила Татьяна, – я не верю своим ушам. Ты ли это? Ты разве не помнишь, какой скандал ты мне закатил при знакомстве с тобой, когда я только заикнулась о переезде в Израиль?

– Так это было лет пятнадцать назад, – вспылил Борис, – время было другое, да и момент инакомыслия тогда ещё не наступил.

– Ишь, как заговорил сейчас, – повысила голос Таня, – всю жизнь свою свято верил в учение Маркса и Ленина, считая его всесильным и верным. Да и искренней любви к советской родине у тебя было, наверное, больше, чем у всех членов Политбюро ЦК КПСС вместе взятых. Что случилось, Боря? Может, сходишь на приём к психиатру?

– К чёрту психиатров и психоаналитиков, – замахал руками Боря, – я здоров, как никогда. Просто, Танечка, изменились жизненные коллизии. Изменилась объективная реальность. Я, действительно, никогда не был антисоветчиком и диссидентом, я всегда считал, что не существует общества идеальнее, чем коммунизм. По правде говоря, я и сейчас так думаю. Только сегодня я понял, что построить такое общество невозможно.

– И что из этого следует? – спросила Таня, импульсивно наливая в рюмки оставшийся коньяк.

– Танюша, дорогая, снова повторяю тебе, что этот безумный мир изменился. Давай, пока мы ещё относительно молоды, попробуем начать жизнь с чистого листа.

– Борис, ты хоть себя слышишь? О каком таком чистом листе ты говоришь? Ведь у нас здесь есть всё: прекрасная квартира в центре Москвы, твой высокий социальный статус и очень-очень приличная зарплата. Ты многого добился, благодаря своим профессиональным знаниям, неуёмной энергии и бешеной настойчивости. Что же ты ещё хочешь?

– Танюша, я вижу, ты не понимаешь, это, как ты называешь, всё, что у нас есть, рухнет в одно мгновение. Уже рухнуло. Ты просто в силу своей природной близорукости пока этого не замечаешь. Что я ещё хочу? Да, пожалуй, только одного: чтобы ты и я, чтобы наши замечательные девочки без оглядки чувствовали себя свободными гражданами свободной страны.

– Боренька, милый, я понимаю, что ты способный человек. Но, как ни странно, этих самых способностей к иностранным языкам, даже вооружённым, взглядом, у тебя не просматриваются. А иврит, насколько я понимаю, совсем не простой язык. Найти работу без знания языка просто нереально. Как и с чего мы будем начинать и в соответствии с этим, на что будем жить?

– Будем, дорогая, учиться осваивать новую профессию, профессию эмигранта или, как ты говоришь, репатрианта. Точно так же, как я учился быть астрономогеодезистом, работая в экспедициях в тундре и в тайге, в горах и в степях; учился писать диссертацию и быть учёным, учился руководить, мною же созданной, большой инженерной фирмой.

– Боря, я страшно боюсь, я боюсь изнуряющей израильской жары, я боюсь змей в пустыне Негев, а ещё я боюсь арабских террористов и что мы с тобой пополним армию нищих и безработных.

– Танюша, родная моя, не забывай, что я рядом с тобой, а вместе мы не пропадём ни на какой географической широте и на долготе тоже. Ты мне только скажи одно слово – поехали. И тогда в самое ближайшее время мы пересечём границу нашей многострадальной страны и, минуя дугообразные параллели и меридианы, окажемся на своей обетованной исторической родине.