Наталья Осис - Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

К Сандро я кидалась за разъяснениями всякий раз после того, как переводчики мне транслировали какое-нибудь новое, заведомо невыполнимое требование. Три дня у нас ушло на то, чтобы договориться, что все запросы будут поступать сразу к Сандро, а он уже будет передавать их мне. На четвертый день работы я наконец-то, с великодушного разрешения переводчиков, смогла добрать пару часов сна и приехать на площадку к 10 часам утра. Помню, с каким наслаждением я завтракала при солнечном свете, а не в потемках, благословляя русских переводчиков и итальянского технического директора. Позавтракав не спеша, я приехала на площадку, обошла, как мороз-воевода, свои владения, и только собралась найти какой-нибудь укромный уголок, чтобы закапать и запшикать себе в нос и в горло лекарства, которые позволяли мне говорить членораздельно, как эти самые великодушные переводчики напали на меня в темном коридоре, прижали к стенке и грозно спросили, сказала ли я Сашеньке — они с самого первого дня стали называть Сандро Сашенькой — что у меня в наличии имеются сын и муж.

— Какой буж? Кобу сказать? Вы это о чёб? — прогундела я.

— А ты скажи, скажи, — еще строже приказали переводчики и подтолкнули меня к Сандро, который как раз вывернул из-за угла, чтобы озадачить меня то ли арендой сварочного аппарата, то ли покупкой золотых рыбок.

И дальше я опять ничего не помню, кроме работы, — потому что на работе мы ни о чем не говорили, кроме работы!

Вот я всё время и думаю: нормальный я после этого человек или нет?

Самое обидное, что про него, про моего любимого и ненаглядного мужа теперешнего, я тоже ничего не помню.

Как он на меня смотрел? (нормально смотрел)

Как он был одет? (нормально был одет)

Как он попросил мой номер телефона? (при такой работе еще бы у него не было моего номера телефона)

Как мы в первый раз остались вдвоем? А мы вообще оставались вдвоем?..

Что-то же я должна помнить? Как — раз! — и выворачивает разговор совсем на другие рельсы; или вдруг становится понятно, что с завтрашнего дня ты будешь засыпать и просыпаться с улыбкой. Или, наоборот, становится страшно, потому что теперь на этого человека придется смотреть совсем другими глазами, и контролировать каждую фразу, и вообще… вносить коррективы в свое поведение.

А вот этого как раз и не было. Был просто хороший человек, очень профессиональный, очень внимательный, и всё с ним было легко и просто. А больше я ничего не помню.

Хотя нет, не совсем так. Я помню, как трогательно Сандро гордился тем, что для послепремьерного банкета он привез с собой вторую пару штанов — нерабочих, — и радостно мне их в день премьеры продемонстрировал. А на этих «выходных» штанах (приготовленных специально для банкета!) красовалось какое-то очень профессиональное пятно на колене. Я прямо видела, как на предыдущей премьере за пятнадцать минут до спектакля надо было что-нибудь срочно переносить, сгружать или чинить, поддерживая коленом… А может, это было две или три премьеры назад, а штаны так и остались лежать в гастрольной сумке.

Штаны эти я, конечно, уже спрятала: пятно с них не выводится (что не мешает моему Сашеньке называть их «выходными»). Они лежат рядом с моим голубым пиджаком, который тоже давно превратился в линялую тряпочку.

После десяти дней совместной работы последовала ежедневная двухмесячная переписка на английском. У нас была очень важная тема: работа. И еще одна важная тема: как мы устали, черт возьми, и зачем мы только связали свою жизнь с театром. Могли бы ведь работать в банке.

— Представляешь, — говорил мне Сандро, — мы бы в шесть вечера уходили домой. Каждый день. Всегда. И выходные!

— Да, — мечтала я, закрывая глаза, — и выходные, и регламентированный отпуск. И спать сколько хочешь.

— Кстати, — вдохновенно продолжал Сандро. — Приезжай, когда у тебя закончатся проекты. Италия — неплохая, в общем, страна.

— Вас Бунин дискредитировал, — сообщала я.

— Что? — удивлялся Сандро.

— Иван Бунин, — поясняла я. — Нобелевский лауреат.

— И что? Он плохо писал про Италию?

— Данте ваш, говорил, в бабьем шлыке.

— Не понял.

— Не бери в голову, просто русские ассоциации по поводу дантовской шапочки.

— Шапочка смешная, да. Не буду отрицать. Но это было примерно всё, что ему не понравилось в Италии?

— М-м-м-м, еще, кажется, эстетствующие болваны.

— У нас таких полно, — сразу соглашался Сандро.