Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Полагаю, ты ответила на мой вопрос. Помочь тебе?

– Не-а.

Хэйзи залаяла, заметив что-то в высокой траве. Выяснять, что там лежит, мне совершенно не хотелось. Шеп ослабил поводок, я же стала прилаживать дверь на место. Вкрутила новый винт в верхний дюбель, затем повторила то же самое с нижним.

На фоне прогнившего дерева и ржавого металла блестящие болты смотрелись странно. Но я знала: со временем они потемнеют, и уже никто не сможет определить, что они тут недавно.

Если Шепа и удивило, что я трачу время на дверь, которая через пару недель, без сомнения, окажется на помойке, он ничего не сказал. Рама все равно сгнила, нужно было менять всю конструкцию, но я ничего не могла с собой поделать: косо висящая дверь меня нервировала.

Я спустилась по ступенькам. Дверь захлопнулась. Между ней и косяком все равно оставалась заметная щель, но теперь она хотя бы не болталась в проеме.

– Думала, я в два счета с ней справлюсь. Подкручу пару болтов – и дело с концом. Но все пошло не по плану.

– Порой то, что с виду кажется нам простым, на деле оказывается жутко сложным.

Я догадывалась, что Шеп говорит не о дверных петлях.

– Например?

Он пожал плечами.

– Да многое. Дело о подкинутом ребенке. Влюбленность. Прощение.

Отложив молоток, я опустилась на ступеньку рядом с ним. Рубашка пристала к спине, волосы взмокли и облепили голову. Перед тем как ехать в больницу, я хотела еще успеть забежать домой и принять душ.

– Мне постоянно пишет и названивает мама. И папа тоже. Знаю, я должна им ответить, но у меня просто нет сил. Ты сам-то как? На тебя сегодня тоже страшный удар обрушился, – сказала я, толкнув его плечом.

Хэйзи подбежала к нам, счастливо виляя хвостом. Я погладила ее по холке, и она тут же умчалась исследовать заросли клевера. Шеп рассматривал свои руки.

– Если честно, это не стало для меня таким уж ударом. Скорее, легким толчком. Я стоял там, слушал, что они рассказывали, и мог думать лишь об одном – все это меня совершенно не удивляет. Я прекрасно знал, что моя мать в самом деле способна на такой отвратительный, бессердечный поступок.

Я взяла его руки в свои. Наши пальцы переплелись. В какой-то момент я успела сломать ноготь, и Шеп теперь водил по нему подушечкой большого пальца, словно пытался починить. Солнце палило нещадно, и я мысленно пометила себе не забыть пристроить к дому террасу.

– Как по-твоему, она считала, что поступает правильно? Что так будет лучше для Блу? И для моей матери?

– Без сомнения. У нее очень своеобразная мораль. Спутаться с прощелыгой и забеременеть вне брака – страшный грех для девушки из хорошей семьи. А украсть ребенка и сказать матери, что он умер, – это так, пустяки.

– Прощелыга? – Мне почему-то стало смешно, наверное, солнцем голову напекло.

Шеп глянул на меня, и я рассмеялась.

Он уронил голову и тоже расхохотался. А затем обхватил меня за плечи и притянул к себе.

– Как-то ты сказала мне, что рядом с Блу можешь быть собой, хотя и сама не понимаешь почему. Как думаешь, ты ощущала какую-то внутреннюю связь с ней? Как и с этим домом?

Шеп один из немногих знал о моих особых взаимоотношениях со зданиями. Как и о том, что прозвище «заклинатель домов» я получила не просто так. Когда я рассказала ему, что умею слышать их голоса, он ответил, что с первой встречи понял – я экстраординарный человек.

Я, бывало, в шутку припоминала это ему, когда он принимался спорить со мной по какому-нибудь бытовому вопросу. Например, нужно ли поливать хот-дог кетчупом. «А ну цыц! Я экстраординарный человек».

– Может, и так. – Я глубоко вздохнула. – В каком-то смысле я понимаю, почему мама не рассказала мне о моем настоящем отце. Она хотела защитить себя. И меня. И в то же время я ужасно на нее злюсь. Такое ощущение, будто какую-то часть меня украли – притом сделала это не твоя мать, а моя собственная.

– Понимаю. Но неужели ты думаешь, что выросла бы другим человеком, если бы знала, кто твой настоящий отец?

Я заглянула внутрь себя, пытаясь определить, кто же я такая. Женщина, которая любит бегать, работать руками и рассматривать изящные бабушкины кружева. Потом я подумала о том, какое влияние оказал на меня папа – об унаследованной от него любви к природе и страсти к недвижимости.

– Наверное, нет, но мне жаль, что я почти не знала Бишопов. Твайла Бишоп приходилась мне бабушкой! А мне так и не удалось поучиться у нее печь печенье. Я никогда не решала ребусы с Коббом. Не играла в шарики с Таем и не ходила на рыбалку с Уэйдом. А Мак… Хотя благодаря папе я кое-что и слышала о нем, у меня даже нет его фотографии. Знаю, у Бишопов были свои недостатки – я не пытаюсь переписать историю. Но я должна была стать частью этой истории со всеми ее плюсами и минусами. Понятно, что случившееся изменить нельзя, и нужно просто как-то принять все это. Но у меня не получается, и я от этого ужасно бешусь. И не могу притворяться, что не испытываю злости. Не могу и не хочу.