Андрей Шляхов - Ошибка доктора Данилова

Давайте обратим внимание на даты.

Шестого апреля 2021 года в реанимационном отделении умирает Виталий Хоржик.

Седьмого апреля его тело вскрывают и выясняется, что причиной смерти стала закупорка мозговых сосудов воздушными пробками.

Девятого апреля составляется акт о неисправности аппарата искусственного кровообращения, к которому Виталия подключали во время операции. Операции с использованием такой аппаратуры проводятся в больнице имени Филомафитского не каждый день и Виталий был последним из пациентов, подключенных к данному аппарату.

А теперь (если, конечно, вы умеете) призовите, пожалуйста, дух великого сыщика Шерлока Холмса и спросите его мнение по поводу этой ситуации… Если вы не можете общаться с духами, то попробуйте самостоятельно „расшифровать“ то, о чем говорят даты.

— Это же элементарно, друзья мои! — сказал бы великий сыщик. — Узнав причину смерти пациента, хирург принял меры для того, чтобы выставить виновным анестезиолога, якобы использовавшего во время операции неисправный аппарат! \\ \

Сам Раевский во время следствия и суда крепко-накрепко стоял на том, что он не собирался подставлять анестезиолога и не знал за собой никакой вины, а просто хотел подстраховаться, отвести от себя подозрения, которые могли бы возникнуть при разборе этого трагического случая.

Лично мне подобная позиция представляется не очень-то убедительной, особенно с учетом показаний медсестры Ш., которые гармонично сочетались с мнимой неисправностью аппарата и были направлены конкретно против анестезиолога Сапрошина. Но мое мнение — это только мое мнение… Хороший адвокат, выглядящее искренним раскаяние, добровольное досудебное возмещение всего нанесенного ущерба (в полном объеме, обратите внимание!), а также поддержка академической общественности способны творить чудеса. Раевский отделался легким испугом, то есть получил два года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на два года. А вот Ашметкову, Туркиной и Цыплящуку придется отбывать полученные сроки.

Преступники наказаны, справедливость восторжествовала.

Вот думаю — какой знак поставить в конце этого предложения — восклицательный или вопросительный? Геннадий Раевский ответил только за то, что по его инициативе был организован фиктивный ремонт аппарата, приведший к хищению бюджетных средств. Но давайте вспомним о том, что мнимая неисправность аппарата, подкрепленная показаниями медсестры Ш. послужили основаниями для обвинения и осуждения анестезиолога Сапрошина.

Я не собираюсь никого обвинять, поскольку не наделен такими полномочиями, а просто рассуждаю логически: если аппарат был исправен, значит рассказ Ш. о том, что медсестра Пружникова якобы обращала внимание доктора Сапрошина на неисправность аппарата, не соответствовали действительности, иначе говоря — были заведомо ложными. А за это, если кто не в курсе, статьей 307 УК РФ предусматривается наказание до пяти лет лишения свободы.

Юрия Сапрошина выставили виновным, он был осужден и покончил с собой в камере после суда.

Кто-то должен за это ответить?

Или нет?

Почему следователь Бибер, опытный юрист с восемнадцатилетним стажем работы, не проверила, состоялся ли на самом деле ремонт аппарата искусственного кровообращения? Мне могут сказать, что у нее не было полномочий на проведение аудиторской проверки ЗАО „Медтехносервис-привилеж“, но я на это отвечу, что назначить экспертизу аппарата она могла. Или я ошибаюсь?

Почему следствие и суд поверили медсестре Ш., которая объясняла свое молчание тем, что боялась мести со стороны Сапрошина? Речь же шла не о пустяках, а о человеческой жизни. Ш. не могла не понимать, чем может обернуться использование неисправного аппарата. Да и поводов бояться Сапрошина у нее не было. Что он мог ей сделать? Максимум — высказать свое недовольство в резкой форме, не более того. Как-то не вяжутся у меня концы с концами… А у вас?

Вот еще вопрос — почему Сапрошину было назначено максимальное наказание? За то, что он не соглашался признать свою вину? Но ведь он не был виноват…

Разумеется, если бы Юрий Сапрошин был бы сейчас жив, то его быстро бы „пересудили“, то есть оправдали с учетом открывшихся обстоятельств. Если бы у него были близкие родственники, то они могли бы потребовать реабилитации. Но у Сапрошина никого из близких не осталось. Его однокомнатную квартиру унаследовал внучатый племянник из Новосибирска, который даже не был знаком с ним лично. Однако же мне, совершенно постороннему и непричастному человеку, хотелось бы восстановления доброго имени врача Юрия Сапрошина. И я очень надеюсь на то, что моя статья этому поспособствует.