Борис Юхананов - Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

Человек распечатывает конверт и смакует письмо, как конфету…

Хочу читать Гофмана, «Кота Мурра». Мне просто необходимо читать про «Кота», но пока — «Роман о романе» Т. Манна (К «Доктору Ф.») .

Да, чтоб не забыть… Шугуров называет велосипед майора (нашего комбата) — «быстрые ноги». Сейчас, кстати, Шугуров в увольнении. Он так говорит:

— Пойди посмотри, «быстрые ноги» комбата на улице стоят?

Природа уже начала готовить нас к зимним холодам. Сегодня целый день не могу сосредоточиться, нет, вру… Утром готовились к завтрашнему смотру. Я попал в «коробочку» — знаменный взвод. Три часа с утра потели на плацу. Карабин весит три кг, но я под конец уж освоил, как держать его, чтоб не уставать.

Пот…

К чему я все это записываю? Эту кастрированную бессмыслицу?..

Пот утренний жаркий, к ночи — лед.

18.08.80.

С утра на объекте.

— Эх-х, надо перемотать портянки, третью неделю не меняю.

Сколько во мне жестокости.

Боже мой! Сколько во мне жестокости. С каким озверением я убиваю эту траву. С размаху врезаюсь в тонкие, дрожащие зеленые туловища алчной лопатой. А когда останавливаюсь, чтобы передохнуть, стереть сухой, нагретой солнцем пилоткой пот со лба, наслаждаюсь холмиками зеленых трупиков… трупиков. Живую, цепляющуюся, упрямую я сейчас ненавижу.

Часть готовится к смотру. Как дебелая, уродливая баба. Она тщится обмануть, совратить, и часами, днями нам приходится зализывать уродство ее. Как вот я сейчас кромсаю со злобой увернувшуюся несколько раз из-под лопаты травинку, так подчас и судьба выбирает жертву и уж не отпускает…

И что я озлился на это испуганное существо? Возьму да и поглажу ее… Вот…

— Никит, ты представляешь?! Смотрю: кошка, чего-то замерла. И птица. Я думаю, не поймает… Замерла… Схватила прямо ртом, как пуля быстрая. Прямо… Никита, кит… ртом!.. Их тут семейка целая. Смотри, котенок уже ест.

Полный рот птицы…

Фарфоровые хищники.

Такие ласковые, нежные, милые, безобидные…

Сожрали птицу.

Стремительную птицу…

Хищники.

Я ненавижу в себе хищника.

Обед. Солдаты рассаживаются за столом по четыре. Они еще не успели сесть, но уже тянутся жадные, цепкие руки за горбушкой потолще, за тарелкой почище…

Там арбуз делят!

А я плюхнулся задницей в кучу песка и покуриваю себе.

Вечер… Холодрыга…

Песок продавливающийся, сыпучий.

Быстров — типус. Он резко отделился от горланящей толпы. В руках сжимая, пузом прикрыл багровую, сочную дольку арбуза, кусок заката сцапал.

— А куда Быстров делся?

А он из-за стен магазинчика, ручки в карманах, сожрал уже… закатик, типус.

— Спокойной ночи, Давид.

Сержант:

— Быстренько отбой!

— Товарищ сержант, пожалуйста, разрешите мне почитать.

— Ну я тебе разрешу, но у тебя замкомвзвода Шугуров.

— Спасибо… спасибо! (И покурим…)

Все вышли из класса.

— Давид, что ты грустишь?

Большой сильный Давид грустит.

— Ну че ты грустишь, Давид? У-у?

— Да так, просто задумался.

— О чем задумался, детина?

— Все равно спать не хочется.

Посидеть, покурить…

Прибил все столы, все эти.

Пересел с силой в кресло, аж класс задрожал.

— Интересно, можно курить на посту?

— Не знаю.

— Там, видно, не покуришь.

— Щас нас засекут здесь с тобой.

— Кто?

— Да тот же Шугуров.

(«Засекут»… Слово-то какое! — плетьми…)

— Они там что, песок продолжают носить?

— Что-то непонятное.

— Вот получил я сегодня фотографии, как будто мне прислали образ человека, которого я очень хорошо знал, но никогда не видел.

— О чем ты думаешь, Давид, о доме?

— Угу, только о доме и думаю. У нас уже все спят, щас сколько? Тогда у нас уже два часа ночи. Окно закрыть?

— Закрывай.

— Или пускай проветривается?

— Пускай проветривается.

ПРОВЕТРИВАЕТСЯ! Именно! Да-да-да-да, ветер во мне.

Давид поднялся.

— Пойду я спать.

— Спокойной ночи, Давид!..

Читаю Манна.

«А я, если говорить о стиле, признаю, собственно, только пародию. В этом я близок Джойсу…»

Семеново письмо. Тупик. Бесплодие, обреченность. Обреченность на бесплодие.

Занимаюсь, читаю в классе на втором этаже.

Внизу сопит казарма.

Приходит Лешка Шувалов. Москвич. Я показываю ему свои фотографии гражданские.

А он мне, как бы в ответ, свои. Кадры — фотографии. Мирская жизнь накладывается на нынешнюю нашу.

Контраст остриженных, обряженных и тех — свободных. Четыре человека. Мы сейчас и мы — те.

Лешка с девушкой в кресле.